«Первые два часа скучно, вообще непонятно — про что фильм»
Перед первыми ранними показами «Однажды… в Голливуде» Квентин Тарантино просил зрителей своего девятого фильма воздержаться от спойлеров и подробностей того, что они увидят. Просьба была исполнена, и в день широкой премьеры поклонники «Криминального чтива» и «Бесславных ублюдков» поспешили на сеанс долгожданного зрелища, не подозревая, что их ожидает.
Реакция оказалась неоднозначной — многие «неподготовленные» зрители уходили прямо на середине фильма, другие засыпали в мягких креслах темного кинозала.
Как оказалось, о реальной судьбе Шэрон Тейт – восходящей звезды Голливуда шестидесятых, ждущей ребенка от своего мужа Романа Полански, одного из самых модных режиссеров своего времени, — знали далеко не все.
Роман Полански и Шэрон Тейт | Источник: Legion-Media.ru
Сегодня можно легко найти подробную хронологию того, как ровно за полвека до российской премьеры «Однажды… в Голливуде», в ночь с 8 на 9 августа 1969 года, Шэрон Тейт и трое ее друзей, оставшиеся на ночь в лос-анджелесском особняке на Сьело Драйв, в который Полански и Тейт переехали совсем недавно, были зверски истерзаны и убиты членами секты Чарльза Мэнсона. Выйдя из тюрьмы за два года до этого, озлобленный на весь мир вор-неудачник и несостоявшийся музыкант создал культ самого себя, проповедуя сборищу хиппи невнятные догмы, собранные из брошюр с короткими описаниями различных философских учений.
Интересно, что в фильме Мэнсон появляется лишь в одном небольшом эпизоде, но его дьявольский дух нависает над знойными улицами города прямиком из ранчо Спэна — в потрясающих хичкоковским саспенсом сценах с инфернальными девицами этой безумной семейки.
«Кто-то пишет, что надо знать предысторию, — я знал, мне это не помогло...»
«Однажды… в Голливуде» — первый фильм Квентина Тарантино, в котором он обращается к реальным событиям и реальным персонажам (за исключением карикатурных Гитлера и Геббельса в «Бесславных ублюдках»). Однако реалии эти могут показаться не слишком близкими российским зрителям.
Дело в том, что то, что превратилось на экране (да и в жизни) в страшный сон, обрывки памяти и ностальгические воспоминания, пятьдесят лет назад для многих ознаменовало гибель шестидесятых и вместе с ними – Старого Голливуда, эпохи, которая становится источником рефлексии режиссера.
Ужасающая смерть Шэрон Тейт стала трагической кульминацией эпохи поколения «детей цветов», которые еще вчера были главными героями Каннского фестиваля, где с триумфом показали «Беспечного ездока», и вкушали беззаботную жизнь на грандиозном Вудстоке.
Неразрывная связь вроде бы личной трагедии окружения актрисы с судьбой кино в целом превратилась у Тарантино в сложный, насыщенный мир, главными героями которого стали актер и его дублер – такие же стареющие, как и их время.
Кажется, что на протяжении всего фильма герои – вместе со зрителем – существуют под покровом той душной августовской ночи. Даже жаркое яркое солнце, сопровождающее Клиффа Бута в его молчаливых поездках под звуки радио, отдает приглушенными, закатными красками, созвучными тому, как Клифф и Рик Далтон, заедающие грусть сигаретным дымом, ощущают приближающееся забвение.
Но если герои Питта и ДиКаприо – лишь собирательные образы эпохи, то окружающий их космос соткан из множества реальных звезд, закат которых пришелся на то же самое время.
Взять хотя бы Брюса Ли (его сыграл Майк Мо), неожиданно скончавшегося в 1973 году от отека мозга, или Джеймса Стэйси (Тимоти Олифант), попавшего в аварию на мотоцикле, в результате чего погибла его девушка, а он остался без руки и ноги. Роман Полански, хотя и не прекратил свою карьеру после смерти жены (напротив – обрел в творчестве единственное спасение), безусловно, пережил глубочайшее потрясение, которое не могло не отразиться на нем – через несколько лет его ждут обвинения в совращении несовершеннолетней модели и фактически изгнание из Голливуда (в США ему до сих пор грозит тюрьма).
«Нудятина!», «Ни сюжета, ни развязки, одна болтовня»
В отличие от своих предыдущих фильмов, где почти невозможно точно определить, когда разворачивается действие, временные рамки «Однажды… в Голливуде» строго ограничены. Каждая деталь быта – от интерьеров и костюмов до композиций Simon and Garfunkel и The Beach Boys – работают на документальность происходящего.
Привыкшие к обязательным составляющим стиля Тарантино (яркие и запоминающиеся диалоги, задорные сцены насилия, криминал), зрители ждали, что «вот-вот что-то начнется, а ничего не происходит».
Действительно, альтернативность развития событий подчиняет себе повествование всего фильма – тягучего, многослойного, длинного и меланхоличного, отчего-то беспокойного сна. В течение всего времени и вплоть до резкого поворота в финале зритель, в отличие от персонажей фильма, знает, какая тень нависла над всем Лос-Анджелесом, колыбелью кинематографа и самых сладких грез.
Потому все происходящее напоминает затишье перед бурей – замедленное действие, как во сне, запечатленное время, безвозвратно уходящее.
Тарантино совершает невозможную для нашей реальности и в то же время совершенно естественную для природы киноискусства вещь: он превозносит его иллюзию – освободительную, спасительную, воскрешающую. Тарантино воспевает иллюзию кино и жизнь, которую она дарует.
Кульминационная сцена («единственная нормальная сцена») и следующая за ней развязка («снова бестолковая концовка») – это отчаянное и вместе с тем печальное торжество мечты о справедливости, мечты, звучащей из динамика голосом Шэрон Тейт – голосом с небес, населенных такими же ушедшими ангелами Старого Голливуда.
«Артисты хорошие, но и это не спасло фильм»
Переживающий кризис творчества и средних лет актер одной роли Рик Далтон — персонаж, чей контраст между внутренним и внешним на самом деле блестяще играет Леонардо ДиКаприо. Далтон – пережиток стремительно меняющегося мира, в котором индустрия Старого Голливуда неумолимо сдается под натиском телевидения и новыми потребностями молодежных субкультур. На экране он крутой ковбой в кожанке, шпион с пронзительно-суровым взглядом, а в жизни – сомневающийся в себе истеричный алкоголик, лишенный прав и вынужденный соглашаться на роли в ненавистных спагетти-вестернах, которые предлагает ему очередной продюсер (вымышленного любителя насилия Мартина Шварца играет Аль Пачино, иронично вытаскивающий свой бэкграунд «Лица со шрамом»). Рик отчаянно жаждет вписаться в новый мир – проблеск надежды загорается в нем, когда его соседями становятся Шэрон Тейт и Роман Полански, который вряд ли когда-нибудь снимет в своем очередном глубоко психологическом проекте вышедшего в тираж сериального актера.
Дублер и лучший друг Рика, каскадер Клифф Бут (роль, в которой прожил и растворился Брэд Питт, определенно достойна «Оскара») — ветеран войны, такой же перемолотый жизнью одинокий неудачник, живущий вдвоем с собакой в маленьком вагончике. Но если в Далтоне можно углядеть самого Тарантино, зрелого художника, не в меру сентиментального и мягкосердечного, то Клифф – это мачо, в котором еще остался порох.
Удивительно подобранный дуэт актеров, не слишком похожих двойников, прежде никогда не игравших вместе, образует символ уходящей эпохи и все ее несовершенство, в котором обвинили почему-то самого Тарантино, словно это автор, а не герои – носители расизма, сексизма, мизогинии и бог знает, чего еще.
Между тем, главный женский персонаж – Шэрон Тейт – не только самая тонкая и сложная работа Марго Робби, но и предельно чистый, кристальный образ кинематографа, его материи, немногословный, подобно немому кино. Очередное признание в любви кино от автора. Неслучайно именно сцена с ее участием автобиографична для Тарантино – на заре своей карьеры он так же часами просиживал в кинотеатре и смотрел «Бешеных псов», терзаясь мыслью, что это его первый и последний фильм.
Тарантино вообще гениально работает с актерами, подбирая даже для самых коротких амплуа идеально выверенные типажи.
Например, поляка Романа Полански играет польский актер Рафаль Заверуха, невероятно точно изображающий походку и резковатые, нервные жесты взмахивающего своей длинной челкой Полански. Появившийся на несколько секунд Чарльз Мэнсон в исполнении австралийца Дэймона Херримана – демоническая тень, окутавшая солнечные лужайки голливудских холмов. В это же время Херриман появляется во втором сезоне сериала Дэвида Финчера «Охотник за разумом» — снова в роли Мэнсона. Его самую преданную последовательницу Линетт Фромм играет устрашающая и неузнаваемая Дакота Фаннинг, а вымышленную автостопщицу – фактурная, интересная Маргарет Куэлли, дочь Энди МакДауэлл.
Есть здесь и Лина Данэм (звезда «Девочек», неожиданная, но совершенно органичная в роли Кэтрин Шер), и дочь Умы Турман, некогда музы Тарантино, Майя Хоук – именно она в последний момент сбегает от компании сектантов-убийц, готовящихся свершить свой дьявольский акт.
Каждый из этих портретов – яркая и незаменимая краска на эпохальном полотне ностальгии по ушедшему «Золотому веку».
«Не можешь снимать — заканчивай!»
Девятый, «однозначно худший фильм Тарантино», разочаровавший многих его самых преданных поклонников, — по собственному выражению режиссера, кульминация всего его творчества, после которой последует лишь эпилог.
Сложно вообразить, что это будет, если планы со «Стартреком» претворятся в жизнь, но Тарантино – автор, по-настоящему любящий и своих героев, и зрителей, — наверняка преподнесет нам нечто столь же личное и великое.
До сих пор его синефильская страсть облачалась в самурайские кимоно, ковбойские шляпы, строгие черные костюмы, говорила устами сильных, безжалостных, циничных героев и противостояла зримому противнику, стоявшему у них на пути. Герои «Однажды… в Голливуде» — реальны и одновременно эфемерны, как само время, которому они принадлежали. Тарантино родился в этом времени, его воспоминания о нем – это воспоминания 6-летнего мальчика, который помнит, как ездил с отцом по Лос-Анджелесу и слушал сменяющие друг друга радиостанции, смотрел на проносящиеся мимо неоновые вывески и рекламные афиши.
Источник: Алексей Молчановский
«Однажды в… Голливуде» — это погружение в память и несбыточную мечту, наивные грезы Старого Голливуда, на смену которому пришло телевидение, фильмы категории «Б», а затем и Новый Голливуд. Точно так же за Тарантино придет новое поколение, выросшее на десяти его фильмах и готовое занять место старого кумира. Просто потому, что это естественный ход времени.
Отсюда – эта бесконечная, «занудная», «невыносимая» меланхолия, которой пропитаны все два с половиной часа, уместившие его собственные страхи и психоанализ. «Однажды… в Голливуде» — это личная утопия Тарантино, в которой нет границы между вымыслом и реальностью, где каждый свободен от забвения и бессмертен.
В материале использованы реальные отзывы читателей «Кино Mail.Ru» на фильм «Однажды... в Голливуде»
Текст: Екатерина Комаровская
