Что может быть страшнее потери своих близких? На этот вопрос не существует ответа, его не принято обсуждать. Как жить дальше? Ведь перенести тяжесть утраты невозможно, но необходимо существовать в этой принудительно измененной реальности.
Трагична история Жюли, сама чудом уцелев после катастрофы, она теряет мужа — признанного композитора, и маленькую дочь — своего единственного ребенка. Оказавшись один на один с непомерным горем, героиня предпринимает безуспешную попытку покончить с собой. Поняв, что уход из жизни — это малодушие, она решает избавиться от воспоминаний о прошлом. Пытаясь всеми способами обезличить пространство, так ясно напоминающее о некогда счастливой семье, Жюли старается освободиться от всего, что хоть чем-то может напомнить о случившемся. Не получается у нее сбежать от ситуации; закрыться ото всего на свете: от привычной обстановки, от мыслей о былом счастье. Все тщетно… сменив окружение, невозможно умертвить в себе прошлое, но и не пытаться этого делать тоже не представляется возможным. Безутешная — она любит, она живет… только теперь эти слова в прошедшем времени. Да и что теперь, так необходимая человеку, свобода? Нужна ли она вообще, когда прошлое так неумолимо?
Оказавшись в медленно убивающем одиночестве, Жюли нисколько не теряет в себе человека, не выплескивает ни на кого свою нестерпимую боль, не ищет виноватых, не винит себя, не вопрошает: «За что?», она пытается жить и находить себя в столь непривычной чужой леденяще холодной реальности. Ей лишь нужно заменить терзающие воспоминания умиротворяющей пустотой. Жюльет Бинош в роли Жюли удалось показать трагедию женщины, попавшей между жизнью и смертью, у которой от прежнего счастья остались душевная изувеченность и неоконченные музыкальные произведения мужа, — их звучание невозможно стереть из памяти. Музыка Патриса живет, напоминает о себе разными способами, настигает, переполняет, подсказывает путь избавления и требует полноценного завершения. Его музыка бессмертна и у этого дара есть свои продолжатели, а любовь рожденная в творчестве, способна пробудить ранее утраченный вкус к полноценному бытию.
Гениальный Кшиштоф Кесьлевский в своем произведении показал всю непостижимую глубину скорби, используя самые «честные» инструменты: музыкальное сопровождение и цветовую палитру. Синий цвет у Кесьлевского имеет некую авторскую многогранность. Это и вязкая кобальтовая синь утраченной любви, и полуночно-синее снедающее одиночество, и подавляющая отрешенность без указания оттенка. Завораживающая, гипнотическая палитра. В то же время — это и освобождение, очищение, возрождение — лазурный рассвет новой жизни и одновременно воздух прозрачный и синий, как у Есенина. Цвет искренности и меланхолии, размышлений и печали. Музыкальная составляющая даже не пытается соперничать с цветом, в полной мере дополняя сторону апперцепции. Новое рождение музыки символизирует не только возвращение к жизни, перенесшей трагедию, Жюли, но и зарождение новой любви, выжидавшей долгие годы. Произведения Патриса для нее синхронно и горе и счастье на разных уровнях восприятия, и заглушая в себе боль, продолжает нести в этот мир его душу, через музыкальные творения.
«Три цвета: синий» опустошает, оставляя наедине с сопереживанием, вовлекает нас в исключительно печально-ностальгическую атмосферу. Режиссер в полной мере демонстрирует, что музыка точнее и глубже большинства разговоров, а трагедия — безжалостна и немногословна, и ее основная речь — монолог утраченной любви.
