Живой

Кир (Андрей Чадов) отправляется по контракту в Чечню зарабатывать на свадьбу. Но вернуться к «нормальной», мирной жизни после уже не получается. Выписавшись из госпиталя с протезом вместо ноги и двумя мертвыми друзьями за спиной, он едет восстанавливать справедливость в военкомате и искать свое место в этой, такой далекой уже, непонятной и дикой жизни.

Сюжет в «Живом» прост и безыскусен, да и не в нем здесь дело. Та легкость и искренность, с которой Велединский рисует мученичество и святость на войне убиенных мальчиков, поражает. Не скатиться в пафос в таких темах – задача трудная и часто практически невыполнимая. Но здесь же и о войне рассказать, и о «национальном характере» получается без тени показного, рисовки, эксплуатации темы.

Даже мистицизм оказывается уместным и без излишеств. Два мертвых друга – Игорь и Никич – не просто маются положенные 40 дней между небом и землей, но и присматривают за вроде бы оставшимся в живых боевым товарищем. И видят их, кроме Киры, только маленькие дети да пьяницы.

И вроде бы были и «Война», и «Блокпост», и «9 рота». Но сравнивать «Живого» неуместно и ненужно. Это своя, другая история. Не о том, как оно все было там, в горах. А о том, что происходит после.

«Живой» – фильм не о послевоенных конфликтах, а о войне, как она есть. Войне, которая погружает в пограничное между жизнью и смертью состояние, вживается в сердце и сознание, становится единственно возможной жизнью, учит жить по своим законам. О войне, после которой спокойно жить можно только среди таких же, как ты. Пусть даже мертвых.