Сюжет картины «Неизбранные дороги» не самый веселый: ее герой Лео (Хавьер Бардем) — человек, страдающий деменцией. Фильм явно не рассчитан на широкую аудиторию. Какая у вас, популярной актрисы, мотивация сниматься в артхаусном кино?
— Знаете, бывает, что вы ничего не знаете о какой-то теме. Например, о том, как человек борется с болезнью. Впрочем, сейчас эта тема стала актуальной для многих… Но вас привлекает чья-то вовлеченность, страсть. Ты понимаешь в данном случае, что режиссер вложил в эту историю много личного. Это чужое рвение завораживает. Наша история именно из таких.
Этот фильм — личная история самой Салли Поттер. У Салли был брат, страдавший психическим заболеванием; она ухаживала за ним несколько лет, до самой его смерти. Но и в этот момент она продолжала оставаться режиссером. Когда Салли рассказывала мне об этом, я неожиданно для себя заинтересовалась.
И хотя моя героиня в этой картине существует только в воображении героя, умещаясь как бы в его маленьком «пузыре памяти», я провела на съемочной площадке гораздо больше времени, чем этого требовала роль. Мне хотелось понять идею режиссера.
Салли, конечно, также учитывала и мою собственную историю: она позволила мне говорить в англоязычной картине на моем родном, испанском, языке. Кроме того, она впервые объединила нас с Хавьером Бардемом на съемочной площадке, при том что в жизни мы знаем друг друга уже много лет.
Кстати, каково это — сниматься в одном фильме с близким другом?
— Это оказалось еще одной причиной, почему я согласилась сниматься в этом фильме. В то же время я страшно беспокоилась. Жена Хавьера — моя лучшая подруга (Пенелопа Крус — прим. ред.), а его самого считаю родственником. Для картины мне даже пришлось немного подучить его мексиканскому диалекту.
Но я также знаю, что, если хочешь продолжать оставаться с кем-то в хороших отношениях, ни в коем случае не снимайся с ним в одном фильме. Нам же пришлось не только вместе работать, но еще и изображать любовную пару, у которой общая трагедия в прошлом.
Мы приложили максимум усилий, чтобы на съемочной площадке вести себя так, словно мы не знакомы друг с другом. Были даже люди, которые, удивляясь, спрашивали: «Как, Сальма, разве вы не знакомы с Хавьером?..» Я отвечала: «Нет, мы встретились впервые». Были даже те, кто поверил в это. Но, понятно, что как только заканчивался наш рабочий день, мы снова были «братом и сестрой».
В это действительно сложно поверить, поскольку испаноязычных актеров связывают особые отношения в Голливуде. Вспомним хотя бы, что вашей карьере в кино способствовал американский режиссер и продюсер Роберт Родригес, у которого также мексиканские корни.
— Роберт пригласил меня на съемки моего первого фильма в США. Его спонсировала жена Элизабет. Она же стала его продюсером. Они приняли меня, словно моя семья, и я моментально почувствовала себя в безопасности. Роберт ввел меня в мир американской киноиндустрии, а также в мир испаноязычной диаспоры. Я очень обязана Роберту и теперь, когда я стала еще и продюсером, всегда вспоминаю о них.
Наш совместный фильм назывался «Отчаянный» и вышел в 1995 году, моим партнером по съемкам стал Антонио Бандерас. Именно после этой картины на меня посыпались предложения, в том числе и об участии в суперпопулярной картине «Маска Зорро». Но тогда я отказалась от съемок, потому что этот проект покинул Роберт.
А с другим испаноязычным фильмом я впервые попала на европейский кинофестиваль, в Берлин. Это было также в 1995 году, фильм «Падшая любовь». В тот момент я открывала для себя жизнь, мир кино.
Когда я впервые приехала на Берлинале, сердце готово было разорваться от волнения. Я чувствовала себя на публике словно обнаженной, потому что была начинающей актрисой, у меня не было опыта, знаний. И вот я оказалась в кинозале с двумя тысячами незнакомцев и незнакомок, которые через несколько мгновений будут рассматривать каждую пору на моем лице.
И вот в зале гаснет свет, я сижу на своем месте, дрожу от страха и волнения, вдруг появляется мое имя на экране. Не знаю, поймете ли вы меня... Казалось, что мое имя в титрах написано слишком большим шрифтом. Просто громадное, белым на черном.
И это ощущение с тех пор не покидает меня: когда вижу свое имя в титрах, я как будто все начинаю заново. И поэтому с таким трепетом до сих пор отношусь ко всему, что связано с широкоэкранным кино. К кинотеатрам, которых мы сегодня лишены. К зрителям в зале. И я должна сказать, что это чудо живой встречи со зрителем не могут заменить никакие цифровые платформы.
Основная идея фильма «Неизбранные дороги» такова: человек, сожалеющий о своем выборе, продолжает мысленно жить в неосуществленном. Вам приходилось самой испытывать нечто подобное? О чем вы сожалеете, например, о чем-то, что не удалось реализовать?
— Если честно, все дороги, которые избрала, привели именно к той жизни, карьере, семье, о которых я мечтала. Не буду кокетничать — мне нравится моя жизнь, и трудно о чем-либо сожалеть. Но у меня часто возникает другое чувство, страх, что я могла в какой-то момент ошибиться с выбором пути. Ведь я могла застрять в жанре латиноамериканской мыльной оперы, например. После выхода сериала «Тереса» (популярный мексиканский телесериал Люси Ороско, 1989 год.— Прим. ред.) меня в Мексике ожидала блестящая карьера. Но я почему-то отправилась в США, в неизвестное приключение.
Сегодня я считаю, что нужно избегать жить надеждами, чтобы потом не слишком разочароваться. Поменьше планировать и смело идти по тем дорогам, которые предлагает жизнь. Потому что в результате они могут оказаться для нас чем-то лучшим, чем то, о чем мы мечтали.
Разве ваш переезд в Америку, «путь мексиканки» в Голливуд не был на тот момент (1990-е годы) утопией, иллюзией?
— Согласна, на тот момент это был утопичный план. И этот путь оказался очень нелегким. В те годы в Голливуде всем заправляли студийные боссы. Помню, как они как-то сказали, что я «родилась не в той стране», чтобы сниматься в кино. «Тебе никогда не стать кинодивой, потому что твой акцент напоминает язык служанок и уборщиц»,— говорили они. Итак, мне нужно было преодолеть национализм, сексизм и другие предрассудки. Внутри у меня все кипело от гнева, и я не раз задавалась вопросом: «Могу ли смириться с отведенной мне ролью?». Но для начала решила добиться успеха. И он пришел.
Но боссы продолжали наступать: «Тебе нельзя быть слишком умной на экране, женщина не должна быть умна, убери это из своего образа». Тогда я решила добавить своей героине немного юмора. И боссы опять поучали меня: «Ты не можешь быть ироничнее мужчин». «Хорошо,— подумала я,— но они не могут запретить добавить в мой образ немного человечности». Словом, я сделала из той Сальмы, которая была, лучшее, что можно было на тот момент.
Если вы спросите меня, неужели все это правда, я отвечу, что все то же самое происходит и по сей день. Конечно, не в такой радикальной форме, как 30 лет назад, но женщинам предстоит еще долгая борьба за свои права.
«Эра Харви Вайнштейна» закончилась, как известно, приговором в марте 2020 года — 23 года тюрьмы. Вы были одной из тех актрис, кто открыто выступил с обвинениями в адрес Вайнштейна, рассказав о домогательствах, об угрозах и о давлении с его стороны во время съемок «Фриды».
— Этот этап жизни я уже давно оставила позади. Мне пришлось к нему вернуться, когда начался процесс. В то время, когда встретила этого человека, я была крайне недовольна своими ролями — теми, которые предлагали обычно актрисам с латиноамериканскими корнями. Десять лет боролась за воплощение проекта «Фрида» — о жизни мексиканской художницы Фриды Кало. Вайнштейн славился своим талантом выбирать оскароносные проекты. Я попросила его присоединиться к проекту, не имея представления о том, во что все может вылиться.
Сейчас, когда я размышляю над тем, почему он совершал такие вещи, думаю, он делал это по той же причине, по которой диктатор злоупотребляет своей властью. Почему диктаторы это делают? Потому что общество позволяет им.
Сегодня все говорят: «Харви любил кино». Но любовь к кино не дает тебе право нарушать чужие права — скажем, покушаться на достоинство людей.
Мне жаль семью, жен и дочерей Харви. Но на примере этого процесса мир увидел, что неуважительное отношение к женщинам имеет последствия и что общество не стоит на месте, а медленно меняется и растет. Наши голоса были услышаны, и наша боль имеет значение. Мы должны научиться бороться за свое достоинство. Более того, дело не только в Харви Вайнштейне, сегодня настало время, когда виновные в злоупотреблении властью должны быть наказаны.
Многие актрисы говорят о том, как тяжело в Голливуде получать роли после 50 лет…
— На самом деле эта проблема начинается у многих уже в 40 лет. Жизнь приучила меня жить с людьми, полными предубеждений.
Однажды я решила, что предубеждения должны стать проблемой для тех, кто их имеет. С тех пор моя жизнь стала легче. По странному стечению обстоятельств сегодня я не могу пожаловаться на недостаток ролей. Напротив, с возрастом они у меня стали даже более интересными, чем в прежние времена, когда все наперебой предлагали сыграть «сексуальную латиноамериканку».
По иронии судьбы с того момента, как мне исполнилось 50, я оказалась слишком зрелой для стереотипных ролей; но меня с тех пор стали приглашать на другие роли, более сложные, и в результате я стала появляться перед камерой даже чаще. Это действительно можно назвать чудом. Мой пример опровергает представление о типичной карьере в Голливуде.
Мало того. В мои 53 года меня вдруг пригласили на роль супергероини! В фильме Хлои Чжао «Вечные» (премьера запланирована на 2021 год.— Прим. ред.) мне доведется сыграть Аджак — лидера супергероев. Как говорят в таких случаях у нас, странные вещи всегда случаются со странными людьми!
Беседовала Татьяна Розенштайн
