В крошечной патриархальной деревушке тихо и мирно живет некий Фред. Живет он в одиночестве — жена умерла, а с сыном отношения не сложились. Фред ровным счетом ничем не занят: его жизнь состоит из походов в церковь и разговоров с соседями. Однажды у порога его дома появляется бродяга Тео и самым причудливым образом переворачивает скучную жизнь Фреда.
Вдохновенная сатира на традиционные ценности, выполненная по голландским заветам.
Главный герой «Маттерхорна», застегнутый на все пуговицы прихожанин Фред, берет на попечение бездомного, умственно отсталого, не понимающего различий между хорошо и плохо Тео — в маленьком городке с действующей суровой религиозной общиной это становится началом неизбежного конфликта между героем и обществом. Фильм начинается как едкая, ироничная и очень красивая абсурдная комедия, балансирующая между фильмами соотечественника Эббинже Вармердама и соседа Роя Андерссона. В отличие от последнего, режиссер «Маттерхорна» не уходит в тотальный абсурдизм, сохраняя вполне четкий фабульный ряд, выстроенный по всем канонам классической драматургии. Скупые диалоги компенсируются пластическим решением сцен и плавными движениями камеры.
Собственно, первую часть картины можно назвать лучшей, и вот почему: режиссер начинает свой фильм как антиклерикальную сатиру, а продолжает как историю познания подлинной жизни со всеми ее радостями и наслаждениями. Полубезумный Тео становится для Фреда в некотором роде ангелом-хранителем, одновременно юродивым и святым. Герой ничего не умеет делать, кроме как общаться с животными и развлекать детей, поэтому вскоре Фред начинает ездить с ним по детским праздникам в качестве ведущих — и в этом кроется история подлинной святости. Тео учит своего спасителя жить полноценной жизнью, радуя других и самого себя.
История такого странного обучения наоборот (попутно Фред начинает пить, улыбаться, вспоминает, как познакомился с погибшей женой, и решает отправиться с Тео в путешествие) представляется более интересной, чем то, куда уводит ее режиссер во второй половине фильма. От по-бунюэлевски изящной антиклерикальной проблематики и блистательной — общечеловеческой Эббинже сворачивает в откровенно либеральный дискурс, связанный с признанием равноправия сексуальных меньшинств. Ничего не имея против оного, стоит все же заметить, что именно эта часть картины проигрывает предыдущей в художественном смысле. Пластических решений, а главное, иронии и самоиронии в фильме становится все меньше, а вот серьезности и пафоса — все больше. Лишившись оных, визуальный ряд медленно начинает напоминать дорогую рекламу: последние 20 минут «Маттерхорна» и вовсе походят на визуализацию туристического проспекта. Отец принимает блудного сына и кидается ему навстречу в духе «вернись, я все прощу»: в этом месте градус пафоса доходит до опасной отметки.