Распутник

Меся каблуками грязь, переступая через крыс, держа в одной руке трость, а в другой — бокал с портвейном, по Лондону XVII века шагает молодой граф Рочестер (Депп).

Франт, поэт, придворный острослов (даже художнику он позирует не с супругой, а, для юмора, с обезьянкой), он не чужд и театра — по крайней мере, актриски так и норовят прижать его за кулисами. Но после того, как Рочестер берет шефство над освистанной дебютанткой (Мортон), голову его престранно заклинивает. Шутки становятся все злее и уже не забавляют короля Чарльза (Малкович), которому краснобай-развратник нужен не для светской тусовки, а для лоббирования монарших интересов в палате лордов. Рочестер бежит от королевского гнева в деревню. Там на его бледном аристократическом лице начинают проступать последствия порока — в частности, проваливается нос, а левый глаз, натурально, гниет.

Если предположить, что любой байопик снимается ради одной, максимум пары ключевых сцен, то «Распутника» можно свести к двум стоп-кадрам. В первом Депп сидит на театральных подмостках в маске Чарльза, какая-то блондинка делает ему театральный отсос, за спиной высится монструозный пенис с колесами, а сам он, крайне довольный собой, произносит задорный монолог о разврате. В другом кадре герой, уже изъеденный сифилисом, без парика, но с пиратской бородкой, беспомощно плачет, намочив штаны. Это контрастные состояния Джона Уилмота, графа Рочестера — взлет и падение, черное и белое, чет и нечет.

Пьеса об известном лондонском балагуре эпохи Реставрации с необыкновенным успехом шла в чикагском театре «Степпенвулф» (Рочестера там играл Малкович). В кино ей выжить труднее — все-таки история костюмная, про тонкости театрального дела, поставлена без особых распутств в трех декорациях, да и те изрядно подернуты пресловутым английским туманом. Но кое-что «киношное» в ней определенно есть. Во-первых, нехорошая улыбка Деппа (венерическую агонию Рочестера он сыграл аккурат между «Пиратами Карибского моря» и «Чарли и шоколадной фабрикой» — был, в общем-то, повод позубоскалить). Во-вторых, разумеется, мораль: вольнодумие должно кончаться там, где начинается личная гигиена. Тут хорошо бы смотрелся титр: «Минкульт предупреждает».