Белый орел (1928)

«Немая» кинопостановка про «белое» губернаторство является, прежде всего, замечательной исторической сатирой на императорскую тиранию, придуманную министерскими структурами. В начале фильма демонстрируются грозные памятники ордынско-казачьей оккупации, символизирующие готическую восточную деспотию, основанную на звериной власти оружия и силы.
Через трагикомические образы артисты великолепно разоблачают культы государственных деятелей, которыми были военно-полицейские чины, изображавшие на публику злодеев режима и жертв терроризма.
Под тюремными застенками подразумевается царско-советская колония, где массовые шествия (забастовочные акции) организуются монастырскими службами для масштабных формаций, выгодных монопольным силам, ужесточающим экономический порядок по «вынужденным» мерам.
В сценах «штурма» здания озлобленной толпой, внимающей трибунной демагогии монархического комиссара демонстрируется, как семьи частных промышленников, не желавших допускать профсоюзные (бандитские) организации на своих предприятиях, становились заложниками (арестантами) в своих домах. А сами хозяева были дискредитированы как противники общественных реформ (виновники в организации безработицы и нищеты) и погибали либо от пуль наемных убийц, либо в крепостных подвалах. И вся их собственность передавалась чиновным комитетам и подставным лицам из числа холопского купечества, устанавливавшим кулацкие законы и трудовой режим тюремно-казарменного типа в целях экономии и повышения доходов колониальных господ.
В персонаже шпика-провокатора из охранки высмеивается революционное «подполье», состоящее из маргинальных отбросов, которых назначали на высшие пролетарские должности их жандармские кураторы в период карательной «демократизации». Артисты показали, что в действительности простые рабочие презирали агентов-социалистов, подстрекавших к бунтам и стачкам в интересах казенных органов, используя подкуп и шантаж.
Артисты хорошо показали холуйскую иерархическую систему, в которой ответственными за все ошибки всегда назначаются исполнители чужой воли. И чем пышнее (солиднее) придворный сан, тем менее его носитель имеет самостоятельных полномочий, являясь по сути декоративным приложением к реальной силе. Таким является «важный сановник», чье поведение в дворцовых кабинетах выдает в нем помещичьего лакея из придворного театра, выполняющего исключительно бюрократические и ритуальные функции. В сцене торжественно-парадной «столичной» церемонии, зрителями которой являются местные ряженные крестьяне и заборная голытьба, остроумно высмеиваются синодские провокации, связанные с организацией панических настроений и поводов для отъезда дипломатических персон в метрополию из отсталой провинции.