Дирижер (2012)

Это один из фильмов, который войдет в историю. Фильм о том, как человек относится к своей работе, к себе. Но так же он требует от всего мира того же, без компромиссов, без исключений, что бы не случилось. Стремление к совершенству в своем деле. безжалостное отношение к себе и другим, и это привело к трагедии. Этот фильм, о том, что бы мы ценили этот мир, людей которые рядом с нами, потому что все может кончиться в любое мгновение, и мы поймем, что на самом деле мы любили, что все суета, только любовь близких людей имеет смысл. Они могут уйти, и никто, ничего не сможет сделать. Никогда мы не сможем сказать им, то что пронесли через всю жизнь. Любите сейчас, и цените, то что у вас есть. Все остальное суета.

Встреча с мёртвыми по П. Лунгину

Странно поражает нас,
что из всех обитателей земли
человек далее всего от достижения
цели своего предназначения
И.Г. Гердер

Первый порыв был «закавычить» слово мёртвыми, но потом всё же не решился искажать авторскую линию П. Лунгина. Фильм «Дирижёр» о мёртвых кукольных формах жизни, которые решили поиграть в настоящую жизнь. Вот лежит она большая и неживая кукла, раздаётся скрипучий поворот ключа-факса и кукла подала первые признаки, нет, не жизни, а движения, открыла глаз, немигающе и беспристрастно посмотрела на мир. Встала, прочитала текст факса. Какая то некукольная проблема однако, надо срочно залить водой, коньяком… Нет это всё не для нас кукол, мы куклы выше этого…

Ну не получилось у создателей кукол вложить в них сердце, а механические программы у всех разные. И говорят они на разных языках, может об одном и том же, но как через стекло. Механический интеллект застеклярия тужится в бесплодных попытках понимания себя, близких и мира. Нет у них ответа! И от этого бессилия решить свои проблемы через понимание, ими овладевает страх. Программы кукольного мира и кукольной жизни начинают ломаться, или их начинают ломать. Им хочется удовольствия от жизни, а вместо этого получают насилие, разрушение и смерть. А смерти они очень бояться.

На сцене играют и поют куклы, очень похожие на людей, но всё же куклы. Поэтому «Я тебя не люблю» или «Я вас полюбил…» звучит по кукольному механистически. В первом случае, так как будто он знал, что такое любовь, а во втором — так как будто узнал, что такое любовь. Программой это не предусмотрено и хотя куклы очень стараются подражать людям, но получается только внешняя имитация любви. Сева, Сеня… Сева, Сеня… Это даже не иллюзии причастности к духовному смыслу и содержанию оратории, это просто механическое воспроизведение программы или установки кукловода-манипулятора. Петь так, а не то отключу.

Рефреном предлагаются ключи к живому источнику, тому, который может действительно превратить кукол в людей. Мощные звуки оратории пытаются достучаться до их сердец. Но тщетно! И всё это интеллектуальная элита, фамилии которой, олицетворяют великие духовные творения, но, увы, не тождественны их содержанию. Ведь главное в жизни кукол, не «быть», а «казаться». Казаться человеком, христианином, мужем, женой, любящим и т.д. и т.п. На этом кажущимся живым, но засушливом поле иногда появляются живые ростки, ещё способные спросить о «хлебе насущном…», но подчиняясь законам небытия, берут вместо хлеба — жвачку.

Сева, Сеня — молодые механизмы новой генерации, хлеб уже не спрашивают, а выбирают для себя главное — жвачку. Небытие становится основной и единственной формой существования человека, когда можно казаться кем угодно, но никогда не быть и не стремиться быть. Обладая высоким творческим потенциалом, они не осознают существенное, даже если бы пели или дирижировали ораторией тысячу раз. Несущественность бытия, несмотря на звёздность и славу делают их жизнь никчёмной. По сути, они не нужны даже сами себе. Картина олицетворяющая дирижёра, летит с моста. Чем не символический жест.

Что такое небытие, что за способ существования человека? Ответ неизвестен, так как человек внутри этого процесса. Он его суть и содержание. Для того, чтобы увидеть себя в нём, недостаточно просто поставить перед собой зеркало в которое и смотрит зритель. Небольшая дискуссия показала, что фильм многих раздражает. Радуют, например, картинки святой земли, где некоторым пришлось побывать, тема оратории и т.д. И эта реакция раздражения говорит, пусть о неосознанном, но узнавании, в этих отпадших, искажённых образах, себя. Каждая из этих тем в отдельности (оратории и небытия) вполне респектабельна и может служить безотносительным для себя поводом поговорить: — оратория приятным фоном для жизни, звучащим в машине. Но соединение этих тем вместе, это бомба смертника под небытие.

Парадоксально, но палестинцы, отец и сын — смертник, в этом фильме выглядят действительно живыми людьми. И этот, полный страдания глаз, смотрящий на мир и на нас, и слышащий мир, но как наваждение стряхивающий его. Нет ненависти к миру, нет фанатизма и ненависти к людям, как это часто нам пытаются представить, но есть родительское благословение на жертвенность, на смерть себя и других. Мысли кощунственные, но от них невозможно так просто отделаться. Потому что от взрыва погибают не люди, а куклы, механизмы или люди, которые кажутся только людьми. И остановка сердца выглядит так, как будто выключили питание. Безучастные механизмы вяло отреагировали на это выключение, что-то человеческое пыталось войти в их сердце, но там и потерялось.

И всё же одно чудесное оживление, как надежда, произошло. Ожил сам дирижёр. Тот, кто был самый упорствующий в своём состоянии. Тот, кто имел свою аргументированную философию и мотив на право быть таким. Это очевидный факт, который не нуждается в описании происшедшего. Но он явлен и говорит о том, что не всё так однозначно в мире небытия. И что оценочная позиция по отношению к ним, возможно, не самая справедливая.

Увы, это не тот путь, по которому могут пройти тысячи и миллионы. Цена прозрения тех, кто смотрит на экран, и кто на нас смотрит с экрана, в общем-то, тривиальна: кровь и смерть. Перед нами показалось зеркало, однако немногим удалось рассмотреть в нём истинную проблему. Не проблему понимания, а проблему любви, вернее факт её отсутствия, порождающие механистические формы небытия человека.