Ты на сегодняшний день снял два полнометражных фильма и в обоих появляешься в кадре. И в «Хардкоре», и в «Никто» роли маленькие, но тем не менее. Строишь понемногу актерскую карьеру?
— Я хотел бы быть артистом, но некомфортно себя чувствую перед камерой, поэтому никогда не буду пытаться тянуть что-то драматическое и длительное, брать себе арку какую-то. А вот сниматься в маленьких этюдах — это дико весело! Люди, которые меня знают, во время просмотра на этом моменте улыбнутся, повернутся к друзьям и подругам и скажут: «Этот чувак — режиссер!». Это просто бонус такой, пасхалка.
Все твои предыдущие работы были построены на какой-нибудь определенной фишке. «Хардкор» и ранние клипы Biting Elbows – там вид от первого лица, в ролике «Кольщик» — обратное течение времени, в клипах на песни Heartache и Control герои общаются на языке жестов. Кстати, вот эта последняя идея — отправить персонажей с нарушениями слуха на рок-концерт — как появилась?
— Изначально была идея в том, чтобы герои этих клипов вообще ничего не говорили. А потом я подумал: нет, пусть говорят, но ничего не будет слышно. При этом сделаем так, чтобы и без субтитров все было понятно. Но при этом Лиза и Саша (Адаменко и Паль, — прим. ред.) выучили настоящие фразы из жестового языка. Потом были разные комментарии, кто-то писал, что фразы правильно воспроизведены, кто-то — что не совсем. При этом нас специалист консультировал.
Зачем это было сделано? Я с каждой своей съемкой пытаюсь найти что-то, чего я не делал раньше. Техническое ли, сюжетное, не важно. Чтобы мне было, во-первых, интересно, и, во-вторых, чтобы я чему-то учился.
Так или иначе, всегда в центре фишка. Даже складывается ощущение, что ты сперва именно ее и придумываешь, а все остальное уже потом достраиваешь.
— Нет, скорее наоборот. Я придумываю фишку, чтобы себе как-то процесс усложнить. Клип «Кольщик», например, было бы проще снять не задом наперед. Чтобы был постоянный вызов, надо ставить себе задачи, с которыми труднее справляться, это важно для личностного роста. Ну и плюс когда я берусь за что-то, чего я раньше не видел и не делал, за что-то интересное, допускаю, что другим людям будет так же интересно смотреть на результат.
Мне показалось, что «Никто» — первая твоя работа, в которой фишки как раз нет.
— Технического здесь ничего нет. Всего один выпендрежный кадр за весь фильм — так, ради галочки сделали. Это эпизод с летящим пистолетом. Все остальное очень спокойное. Камера ни разу не дергается, весь экшен происходит в стабильном кадре. Все получилось в том числе благодаря тому, что Боб (Оденкерк, исполнитель главной роли, — прим. ред.) очень хорошо подготовился. Обычно эти трюки — тряска и так далее — используются для того, чтобы скрыть появление дублера или какие-то актерские огрехи. Фишка для меня как раз в том, что я сделал спокойное кино, которое рассказывает историю.
Ты три года назад у Дудя рассказывал, что у тебя никто не получал серьезных травм. Упоминал сколотый зуб и падение на эскалаторе, но на этом, собственно, все. Что-то поменялось — или так и остаешься антитравматическим режиссером?
— Да, пока так и остаюсь антитравматическим режиссером. Ну происходят какие-то вещи, когда снимали клип «Контроль», скажем, гильза из пистолета полетела не вправо, как обычно, а вверх и попала оператору Андрею Краузову за ухо. Все нормально, даже следа не осталось, но дело было, понервничали немного.
Оба твоих фильма начинаются с простых, но запоминающихся фраз. В «Хардкоре» Тим Рот смотрит в камеру и произносит: «Ты — мелкое ссыкло». «Никто» стартует с вопроса: «Да кто ты вообще такой?». Тебе важно начать фильм цепкой фразой?
— Да, я стараюсь начать фильм с сильной даже не фразы, а сцены. В Америке это называется grabber — в буквальном смысле то, что тебя хватает.
Неважно, о каком жанре идет речь, вступление фильма всегда должно обещать: «Ребята, что бы сейчас ни случилось, будет классно».
Почему, скажем, в хорроре все начинается с убийства? По крайней мере, если говорить о простых хоррорах. В интеллигентных случается по-другому, хотя вот мой любимый It Follows (в российском прокате — «Оно», прим. ред.) тоже начинается с трупа на пляже. Это обещание на будущее, потом режиссер полчаса или 40 минут занимается тем, что расставляет фигурки на шахматную доску. Если ты вспомнишь свои любимые фильмы, в 95 процентах случаев они, наверно, будут начинаться с грэбберов.
Кстати, о хоррорах: не хочется попробовать себя в этом жанре? Тем более, ты к нему уже подбирался в клипе «Контроль», где инопланетяне захватывают Паля и всех остальных.
— Мне очень нравится этот жанр, я однажды даже был близок к тому, чтобы взяться за съемки одного голливудского хоррора. Там был очень хороший сценарий, но, как ни странно, очень жесткий для меня — такой бади-хоррор в духе Кроненберга. Я около недели чесал голову, размышлял: «Может, стоит?». Но не хотелось после «Хардкора» уходить в еще один экстремальный проект. Фильм этот до сих пор так и не сделали.
Есть еще какие-то любимые хорроры?
— Из сравнительно недавнего — «Реинкарнация». Собственно, почему Паша (оператор Павел Погоржельский, — прим. ред.) снимал «Никто»: мне очень понравилась эта его работа. Что еще? «Ведьма» — по мне шедевральное кино, но я понимаю, почему многим не зашло. Из классики самое любимое — это, наверно, «Нечто» Карпентера.
В твоих фильмах и клипах с экрана буквально льется насилие, в жизни у тебя как с ним отношения складываются?
Ненавижу. Никогда в жизни не начинал драку, да и вообще не дрался тысячу лет. Я сам, наверное, не пацифист, но меня обламывает, что люди в реальности делают друг другу больно.
Паль снялся в обоих твоих полных метрах и нескольких клипах. Уже можно сказать, что он твой любимый актер?
— Я просто получаю удовольствие от общения с Сашей. Он классный, он меня вдохновляет, он отлично играет. Надеюсь, когда-нибудь мы с ним сделаем что-то, что даст ему развернуться, а мне — показать его по-новому.
В «Никто» он благодаря тебе попал?
— Все русские артисты — от меня, да и русская составляющая в сюжете тоже. Изначально в сценарии были выходцы из Южной Кореи. Звали их Юлиан и Тедди, мы имена оставили, только Тедди стал Федей. Фамилия была Ким — мы подумали и решили, что из российских Кузнецов подойдет.
Продюсеров не пришлось уговаривать? Мало ли, может, им не нравилось, что в фильме будет русский след.
— Нет, наоборот! У них был один вопрос: «Илья, тебе комфортно с этим работать?». С Серебряковым, например, вообще так получилось — я его презентовал продюсерам, говорю: «Ребята, помните „Левиафан“?».
Если ты американец, ты можешь, конечно, не знать Серебрякова, но если ты в бизнесе, наверняка вспомнишь, что у фильма была номинация на «Оскар», и это своего рода гарантия качества.
Расскажи немного о клипе на песню Elasticity Сержа Танкяна. Его ставил другой человек, Влад Каптур, но ты продюсером числишься. Сашу Бортич, например, ты позвал?
— Я с Сержем давно знаком, мы общаемся, пересекаемся, когда я бываю в Штатах. Он очень светлый человек. С клипом дело было так: Серж сам ко мне обратился, но сказал, что у него очень сжатые сроки. Я сам тогда готовился к съемкам, а с Владом мы знакомы уже 20 лет, часто вместе брэйнштормим, вот я ему и предложил. Сказал: давай будет одно пространство, одна смена и один актер или актриса в центре внимания. Ограничения были наложены бюджетом и временем. Что там в кадре происходит — это уже сам Влад придумал.
С Сашей Бортич я работал на «Я худею», мы друзья, и вспомнил, что у нее в Instagram когда-то был пост о походе на концерт System of a Down. И я подумал: так она рокерша, ей, наверно, будет интересно, в такую авантюру она впишется. Что и произошло.
Есть какой-нибудь музыкант, которому ты бы согласился клип сделать вообще без раздумий?
— Моррисси. Я бы даже заплатил за возможность ему клип снять.
На собственную музыку времени хватает?
— Вот сейчас заканчиваем все, что связано с прессой и выпуском фильма, и я планирую время проводить так: полдня — работа над сценарием, полдня — музыка. Будет новый альбом. Мы из-за пандемии даже не успели ничего сделать с предыдущим, как-то его обыграть, но хочется уже что-то записать, очень много идей накопилось.
Ты же еще и геймер?
— К сожалению. (Смеется.)
А на это увлечение время остается?
— Вот вчера ночью в 12 закончил рассылки, поговорил с продюсерами, надо было ложиться спать (разговор происходит в день премьеры фильма «Никто», — прим. ред.), а я вместо этого включил «Варзону» (Call of Duty: Warzone, прим. ред.), вылез в Twitch и с пятьюдесятью зрителями играл часа полтора.
К вопросу об играх: скоро в прокат новый «Мортал Комбат» выходит, собираешься посмотреть?
Я сейчас хочу ходить в кино, для меня даже неважно, если фильмы средние. Ну и в случае с «Мортал Комбат» мне, конечно, интересно, что получилось.
Как тебе кажется, существуют ли вообще удачные экранизации видеоигр?
— «Хардкор»!
Это не вполне честный пример.
— Ну почему? Понятно, что это не экранизация в чистом виде, но на выходе же получилась именно видеоигра.
Если серьезно, мне кажется, был шанс у Данкана Джонса с «Варкрафтом». Теперь реальный шанс у Кантемира (Балагов снимает для HBO пилот сериала The Last of Us, основанного на одноименной игре, — прим. ред.). Мне кажется, там все сходится, будет бомба.
Как думаешь, почему с экранизациями видеоигр до сих пор ни у кого не складывалось?
— Потому что видеоигры не блещут своими сюжетами. Есть, конечно, небольшое количество исключений, в том числе как раз The Last of Us. Экранизируют их часто ради бренда, а не ради сюжета. А в основе фильма все-таки должна быть история, которая эмоционально цепляет зрителя. Какие бы ты трюки не делал, это все финтифлюшки.