Одна из главных премьер сезона — гангстерской драмы «Черная месса» — заставила вновь заговорить о Джонни Деппе, исполнившем главную роль, как о серьезном актере. Впервые за долгое время ему прочат «Оскар» и не попрекают 20-миллионными гонорарами.
Страшный убийца, отбывающий сейчас аж два пожизненных заключения, — почему вас так эта роль привлекла?
— Ну, наверное, во мне сидит какой-то черт, и он время от времени требует, чтобы я совершал именно такие поступки. Похоже, мы с ним друзья. Чтобы сыграть Джеймса Балджера в «Черной мессе», мне нужно было увидеть в нем не только его дьявольскую сущность, но и человеческую. Я знаю, это банально звучит, но для меня очень важно найти в персонаже человеческие свойства его натуры и уж потом, будто с картой в руках, проследить, в какой точке своего жизненного маршрута он свернул на путь психопата и убийцы. Ведь, смотрите, нельзя же отрицать тот факт, что Джимми обожал своего родного брата, очень сильно любил мать, заботился о ней и помогал всей той ирландской коммуне, где она жила и откуда он сам был родом. Но все это сочеталось каким-то образом с делом, которое он выбрал, — насилием. Насилие как бизнес. Он мог помочь старой леди поднести ее покупки из магазина, а через десять минут раскроить кому-то череп.
А вы в курсе, что ваша «снисходительность» к этому персонажу уже вызвала неоднозначную реакцию? Например, члены семей некоторых его жертв очень этим недовольны...
— Да, я знаю. Когда я играл в фильме «Джонни Д.» другого злодея — Джона Диллинджера, для себя сравнивал его с Робин Гудом, потому что он грабил и убивал богачей в те годы, когда в Америке была депрессия и люди в массе своей очень бедствовали. И тогда меня тоже упрекали, что я преступника романтизирую и чуть ли не оправдываю. Я давно понял, что могу по-настоящему отдаться только той роли, тому характеру, который мне интересен. Я не могу играть героя с ненавистью к нему в душе. Вот не могу, и все. Убежден, что обязан с уважением относиться к тому персонажу, которого взялся изображать. Даже если его уже нет в живых. Он ведь и оттуда может меня увидеть. Недаром, наверное, после большинства съемок я пару недель пребываю в состоянии «декомпрессии», как я это называю. А проще говоря — в меланхолии. Словно скучаю по тому человеку, в шкуру которого влез. И с Джимми Балджером было то же самое. Для меня этот период прощания с ролью проходит очень мучительно. Да, я всегда хотел быть характерным актером, как Джон Бэрримор или Марлон Брандо! А не мальчиком с обложки, кем меня пытались сделать в Голливуде!
Правда, что вы хотели навестить своего героя в тюрьме, а он не согласился?
— Да, я связался с его адвокатом и попросил организовать мне встречу. Чтобы как можно лучше узнать его манеры, услышать голос, особенности жестикуляции и эти детали потом использовать. Я не собирался расспрашивать его о преступлениях. Как и почему он их совершал. Нет, меня интересовала только его психофизика, которая видна при общении с любым человеком. Но я получил отказ. Не пожелал он со мной встречаться. И адвокат сказал, что Джимми вообще, будь его воля, не допустил бы съемок этого фильма. Ведь мы основывались на книге, которую написали два репортера — они 20 лет следили за деятельностью моего героя. Понятно, что он их гораздо сильнее ненавидит, чем даже федералов и полицию. С властями у него были свои отношения: он им сливал определенную информацию, и за это его оставляли на свободе, хоть он официально и числился главным преступником после Усамы бен Ладена. Я, кстати говоря, провел немало времени в настоящей тюрьме, когда снимался в роли Джона Диллинджера в «Джонни Д.». Тогда же мне стало известно, что в этой тюрьме побывал во время своих «университетов» мой будущий отчим. Он в юности был грабителем и вором, пока не одумался. Вот такие интересные вещи происходят в реальности...
Ваша дочь Лили-Роуз в этом году стала и актрисой, и моделью, сам Карл Лагерфельд ее пригласил демонстрировать его новую коллекцию...
— Все произошло очень быстро. Слишком быстро. Для меня, во всяком случае. Я, честно говоря, не ожидал. И я, и Ванесса совсем не мечтали о том, что наша дочь станет актрисой или моделью. Более того, мы надеялись, что этого не произойдет. Но опять же — случилось то, что случилось. Такова жизнь. Самое главное, я вижу, что Лили-Роуз получает удовольствие от всего, что делает. А раз так, значит, я буду ее поддерживать. И гордиться дочкой. Лили-Роуз на удивление собранная, ответственная и умная девушка. И она знает: если ей нужен мой совет, я всегда готов его дать. Дочка ничего от меня не скрывает, делится всеми своими мыслями, идеями и переживаниями. Так у нас заведено с ней. Но все равно, не могу не признаться: видеть мою девочку, совсем еще ребенка, со всем этим макияжем и прочими актерскими и модельными атрибутами очень странно и мучительно...
Один из шести пляжей на вашем острове назван именем Марлона Брандо. Интересно, это он вам посоветовал приобрести такую экстравагантную недвижимость? Ведь у него самого был остров и он там какое-то время жил.
— Да, тогда, в 1994 году, Марлон очень дотошно интересовался, какой именно остров и где я выбрал. Он практично подходил к вопросу, учитывал возможность и частоту ураганов, безопасность. Он был мне настоящим другом. Деньги не могут купить счастье, но на них можно купить достаточно большую яхту, которая привезет тебя к этому самому счастью.
А как насчет «Оскара»? Вам его предрекают за «Черную мессу». Счастье он вам не способен принести?
— Мне не нравится сама идея соревнования. В принципе. Тем более когда соревнуются коллеги по работе. Несколько раз меня номинировали, и на этом все заканчивалось. Номинация — этого вполне достаточно. Для меня, во всяком случае.
Джонни, вы не бросаете музыку. Вот сейчас, несмотря на такую занятость, создали новую группу со своими друзьями-музыкантами и даже альбом умудрились записать. Не говоря уже о том, что ездите в турне, даете концерты...
— И мне очень хочется верить, что меня приходят слушать как музыканта, а не как голливудского актера. Ненавистна даже мысль, что кто-то просто приходит на меня посмотреть. Музыка для меня очень многое значит, это моя свобода. Еще один «остров», где я не чувствую себя заложником чьих-то планов и игр. Я ведь зарабатывал на жизнь игрой на гитаре до тех пор, пока не попал в Голливуд. С тех пор многое изменилось. Хочу отметить, что все, что мы получим от продажи альбома, пойдет на благотворительность. И мои друзья Элис Купер и Джо Перри со мной солидарны. Не говоря уже о Поле Маккартни, старом моем друге, который с нами записал несколько песен.
Вы же еще и рисуете? Талантливый человек талантлив во всем — это про вас сказано...
— Я начал рисовать людей, которыми восхищаюсь. Боб Дилан, Марлон Брандо, Кит Ричардс, мои дети, жена... Я люблю рисовать лица. Самое трудное — уловить выражение глаз. Ведь они скрывают эмоции...
Жизнь ваша кажется невероятно сложной и насыщенной. Устаете?
— Простота. Вот чего мне не хватает. Я простой человек, и мне близок простой образ жизни. Редко удается испытать подобные ощущения. Но я люблю гулять с моей девчонкой, читать по утрам газеты, уйти с головой в новую книжку. Вот и все, что мне, в сущности, нужно. Простота, где отсутствуют голливудские игры. Это то, что помогает мне не потерять рассудок в нашем безумном-безумном мире.