У тебя в целом довольно брутальная внешность, ты часто играешь криминальных элементов, военных… Не надоело?
Юрий Борисов: Честно, глобально мне все равно. Я не воспринимаю какую-то работу как дорогу к конечному результату. Мне гораздо интереснее сам процесс. Конечно, сейчас я стараюсь отказываться от ролей бандитов и солдат. Но когда к тебе приходит предложение от интересных людей и проектов, в целом, не важно, что это «опять про 90-е или войну». Ну, может получиться, что в какой-то момент люди станут думать, что я заложник таких ролей. Это все до поры до времени, рано или поздно приходит что-то новое.
Во «Вторжении» у тебя роль эдакого героя боевиков, вроде условного Джона Уика. Не приходили предложения ролей подобного толка?
— Еще нет, но думаю, что хотелось бы это поделать, причем не в российском секторе, а в международном. Когда готовился к роли, пересматривал как раз всяких Джеймсов Бондов, фильмы с Джейсоном Стэйтемом, чтобы понимать, в какой форме они существуют. «Вторжение» — это блокбастер, ты не можешь там существовать в обычной бытовой форме. Я брал от них что-то внешнее, поэтому и похож.
Один из самых популярных фильмов с тобой — «Калашников». В некотором роде, «калаш» — символ России как военной державы. Сейчас, спустя время, как ты к этому фильму относишься?
— Мне был интересен процесс размышления над самой личностью Калашникова. Первый раз играл человека, который совсем недавно жил, был настоящим. Было интересно совместить реальную личность с создаваемой — с точки зрения актерской работы.
В других интервью ты говорил, что тебе хотелось сделать фильм более психологичным, показать, как человек осознает, что придумывает оружие, которое будет убивать людей. А вышла такая слегка агитационная картина. Тебе нравится то, что получилось?
— Фильм не снимался как агитка или, там, пропаганда, и тем не менее отчасти таким получился, хотя если ты поговоришь с Костей (Бусловым, режиссер «Калашникова», — прим. ред.), то узнаешь, что над ним никто не довлел. Это было его видение — сделать классический фильм о становлении личности. Он не политик, не человек из правительства. Но, на мой взгляд, получилось все же немного однобоко. Мне хотелось это как-то слегка разбить, но так неправильно — вмешиваться в его работу. Нужно было идти по пути с ним. Фильм снимает режиссер, а не актер, иначе это не высказывание, а удовлетворение чьих-то амбиций.
Раз уж речь про амбиции — у тебя есть роль мечты?
Нет, наверное. Мне кажется, что любую роль можно сыграть здорово. Хочешь сыграть Гамлета — ты можешь сыграть его в любом другом материале, и это будет новый Гамлет. Вот есть материал, мне интересно о нем подумать, но я не жду ничего.
Не боишься повторить судьбу Саши Петрова, про которого часто говорят, что он стал актером одного образа? Мол, был Петров, потом Кузнецов, а теперь эпоха Борисова...
— Во-первых, Кузнецов не повторил судьбу Петрова. Во-вторых, Петров был после Козловского, и его эпоха продолжается, потому что Саша законный кумир поколения, герой нашего времени. Когда-то был Козловский, перед ним был Хабенский, до этого Бодров.
Время само себе выбирает героев, или герои выбирают время. Я на это не претендую, мне не очень интересно быть героем какого-то времени, мне важнее кое-что другое. Судьбу Петрова я не повторю (смеется). У него своя дорога, у меня своя, у Кузнецова своя, я думаю, это видно.
Но журналистам о чем-то надо писать. Заходишь в титры «Вторжения», «Т-34», видишь там рядом Борисова и Петрова и думаешь: «Надо это отметить ради красного словца», — мне кажется, ход мыслей такой. Но для меня очевидно, что нет никакой параллели.
Ты популярен у женской аудитории. Это как-то влияет на твою жизнь? Фанатки не достают?
— Я вживую не вижусь почти с фанатками. Только на премьерах, но там ты мало времени проводишь с публикой, потому что много презентаций, интервью, дел. Я бы мог об этом говорить, если бы играл в театре или ездил с антрепризой по стране — вот, мол, было дело, залез на дерево, чтобы скрыться от фанаток. А так — максимум, я вижу что-то в директе на фейсбуке и в инстаграме. Много девушек пишут, конечно, но и многие говорят: «Я знаю, что, наверное, вы не прочитаете…». И человек понимает, что я не отвечу. Да я, в общем-то, много чего и не читаю, времени нет.
Как оставаться востребованным, но не надоесть зрителю?
— Просто честно делать свое дело, и это в любой профессии так. Вот ты чинишь водопровод — пока ты нормально его чинишь, ты востребован, начнет течь после твоего ремонта — перестанешь. Невозможно честно работать и надоесть, даже делая одно и то же.
Есть актеры, которые перевоплощаются, а есть те, кто нет. Тот же Бодров — он везде был всегда одинаковым. Но он же не надоедал зрителю? Люди устают не от количества, а от качества тебя. Любая роль может быть из ряда вон выходящей.
Предположим, тебе одновременно предложили сыграть в мейнстримном «Вторжении» и авторском «Быке». Что выберешь?
— В последнее время такие ситуации все чаще возникают. Я не разделяю на мейнстрим, авторское кино. Есть люди, которые стоят за любым проектом. Важнее их энергетическая заряженность, чем форма.
У меня правило: с кем я первым договорился, с тем и работаю. Очень часто выходит, что через две недели после того, как согласился на какую-то роль, ты получаешь предложение в пять раз круче.
И это неправильно и нечестно — говорить тому, с кем вы раньше по рукам ударили: «Ну подожди, сейчас там снимусь, а потом вернусь к тебе». Я хотел бы иметь силы идти этой дорогой. Практика показывает, это самый правильный подход, чтобы избежать ссор и непонимания.
Поступали предложения от зарубежных продюсеров?
— Да, мы сейчас сделали фильм «Купе номер шесть» с Юхо Куосманеном (финский режиссер, лауреат Каннского кинофестиваля за фильм «Самый счастливый день в жизни Олли Мяки», — прим. ред.). Начинает поступать все больше предложений. Посмотрим, что сложится, что нет. Мне бы очень хотелось работать во всем мире. Надеюсь, с этим фильмом тоже куда-то съездим.
— Если честно, я не ставлю цель получить саму статуэтку. Всегда фиксируется только конечный результат. И это меня всегда слегка печалит. Как футбольный матч, где две команды круто играли, а в результате одна побеждает, становится чемпионом, а про другую забывают, хотя у обеих было много спорных моментов. Ну и любой «Оскар» или не «Оскар» — это очень субъективно. Да, я бы хотел побывать и в Каннах, и на «Оскаре», и в Америке на «Сандэнсе». Победить — не знаю.
Да, наверное, клево, чтобы мама могла сказать: «Мой сын "Оскар" взял». Поначалу я вообще выкидывал все свои награды, а потом стал отдавать родителям.
Ты реально выкидывал награды?
— Ну да. Это был период юношеской горячности. Присылали статуэтки, я их выкидывал — это была такая внутренняя акция протеста. Но, опять же, я не говорил всем вокруг: «Эй, ребята, я выкинул ваш приз». Людям было важно, раз они дали. Я просто себе его не оставлял.
С такой энергетикой и рвением, как тебе на карантине жилось? Не было желания пойти, не знаю, траншеи рыть, фокусы показывать, что-то делать, в общем?
Это чувство всегда есть, неважно, актер человек или не актер. Нельзя долго сидеть без дела. В этом проблема мест, где не хватает работы людям. Они начинают бухать, искать, чем бы заняться, иногда не тем, чем стоит. Всегда надо придумывать дело.
И если нету системы, по которой ты будешь жить, — это тяжело. Я придумывал разные дела, пока был в изоляции, что-то по дому там. Но сценария не написал, фильма не снял, как некоторые коллеги сделали, и особо ни в чем не поучаствовал. Хочется, чтобы все были здоровы, но в целом все хорошо, а глобально — все вообще в порядке. Планета выжила, максимум, что может случиться — исчезнет человечество. (Смеется).
Беседовал Иван Афанасьев
