В твоей фильмографии авторское кино преобладает над коммерческим. Ты уже определил для себя нишу, в которой нравится работать?
— Сниматься я люблю больше в независимом, авторском кино. Я вообще люблю русское авторское кино. В этом смысле я фанат и патриот. Но хотелось бы работать и в коммерческом — с практической точки зрения. Роль в «Амбивалентности» — пока единственная, которой я по-настоящему горжусь от начала и до конца.
Ты играешь там студента-психиатра, который спит с мамой своего друга-однокурсника. Серьезный выход из зоны комфорта?
— Конечно. Причем не только для меня. У нас были очень откровенные сцены с Ольгой Цирсен, и с ее стороны, мне кажется, было даже больше героизма, нежели с моей, она старше меня.
Когда готовился к роли, пришлось глубоко вникать в психиатрию?
— Папа Антона Бильжо (режиссер фильма, — прим. ред.), известный Андрей Бильжо, — по профессии врач-психиатр, поэтому Антон с детства в курсе всех этих тем. Он подсказывал, помогал, потому что это очень сложная профессия.
Как-то раз я пришел в Центр нейрохирургии проверить свой мозг. Мне сказали, что я, скорее всего, стану шизофреником к сорока годам. С того момента я побаиваюсь всего, что связано с сознанием, изменением сознания, такого рода экспериментами.
Твоей дебютной ролью в «Сатириконе» был Ромео, а сейчас ты чаще выступаешь в образе отрицательных персонажей. Почему так?
— Мне это тоже непонятно. В театре у меня все время были какие-то романтичные, влюбленные герои, немножко дурачки… А в кино зовут играть порочных негодяев, коррупционеров, ментов, наркоманов… У меня специфическая внешность. В «Близких», «Подбросах», «Жги!» я играю злодеев — все видят меня в таком амплуа. Хочется с него соскочить, конечно. Признаюсь, что когда-то я мечтал играть негодяев. Таких, как Патрик Мелроуз. Вообще, сейчас тенденция — главный герой обязательно должен быть с каким-то пороком, страстью, болью, недугом, он должен быть страшноватый. И при этом ты к нему подключаешься, он обаятелен. Вот таких я бы хотел играть. Это должна быть объемная роль, большая, неоднозначная.
Часто приходится отказываться от ролей?
— Я не избалован хорошей работой в кино, поэтому стараюсь соглашаться практически на все, если это не совсем что-то стыдное. Еще стараюсь отказываться от короткометражек. Одно время я себя называл королем короткометражек, но сейчас дал себе установку – не больше одной в год.
В «Стрельцове» ты играешь советского футбольного защитника Николая Тищенко. Как у тебя с футболом в жизни?
— Это печальная история. Илья Учитель сначала утвердил меня на вторую главную роль – друга Стрельцова. Играю-то я на самом деле не очень, но подумал, что ради фильма подтянусь. Тренировки проходили с реальными профессиональными футболистами. И я, конечно, немного потерялся на таких скоростях, через пятнадцать минут уже не мог вздохнуть. Мне кричат – чего встал, побежали! А я не могу, чувствую, что сейчас умру, у меня сердце остановится. Я не готов к таким ритмам.
В итоге, Илья предложил мне другую роль – яркую, даже более запоминающуюся, чем эту, где не надо все время ходить рядом с Петровым, — роль Тищенко, который ломает руку, выходит на поле с переломом, доигрывает матч… В футбол все равно пришлось играть.
Сейчас многие молодые актеры подаются в режиссеры. У тебя есть такие амбиции?
— Есть, уже давно. У меня куча друзей-актеров, которые что-то снимают. Мне тоже интересно поучиться. Но я поставил себе условие — пока я чего-то толкового не сделаю на одной стезе, я не имею права перебегать куда-то еще. Хочется сделать хотя бы что-то приличное, чтобы самим собой гордиться и успокоиться, что в этой профессии я уже доволен собой.
Вообще в России сейчас много интересных молодых актеров – и ты в их числе. Как тебе кажется, в чем мощь этой новой волны?
— Думаю, ее можно охарактеризовать таким словом, как свобода. Мы гораздо свободнее, чем наши родители. И я очень надеюсь, что поколение моего сына будет еще свободнее. В самовыражении, мышлении, ощущении мира, слове. Вот Горчилин, например, взял и снял «Кислоту» в 26 лет – крутое глубокое кино, с кучей смыслов, прошло широким прокатом. Вот – подтверждение свободного поколения. Олег Павлович Табаков говорил, что «выросло поколение, не поротое на конюшне».
Кстати, о предыдущих поколениях. Твой дедушка, Владимир Стеклов, начал сниматься уже в зрелом возрасте, и при этом у него чрезвычайно насыщенная фильмография. Тебе передалась эта жажда жизни в кино?
— Думаю, да. Мы все друг на друга похожи. В плане темперамента и страсти к съемкам. От мамы (Агриппина Стеклова — прим. ред.) мне передался и темперамент, и характер экстраверта. А ей от деда — это семейное. Хотя я не полностью отношу это к унаследованию семейных черт.
Я просто не избалован кино. Мне очень много раз не везло. На третьем курсе Велединский утвердил меня на роль Градусова в «Географе». Но Райкин не отпустил меня. Я до сих пор думаю, что, отпусти он меня, вся карьера бы по-другому пошла, более стремительно и насыщенно.
Потом Хомерики утвердил меня в «Ледокол». Уже были билеты в Мурманск, я отпросился в театре, так радовался первому предложению в полном метре на большую роль. До съемок оставалась неделя, я уже скачал программу для обучения на вертолете, учился играть на гитаре… Но продюсеры решили, что вертолетчика сыграет Александр Паль.
А дедушка дает какие-то профессиональные советы?
— Я бы не сказал. Мы с дедом вообще не особо близки по поводу профессии. Скорее, я с женой поговорю на эти темы, она у меня тоже актриса, Надежда Лумпова. Кстати, с ней мы познакомились на пробах в «Аритмию». Это еще одна печальная история.
Я пять раз был на пробах. Хлебников мне подмигивал, мол, все хорошо, я утвержден. А через месяц мне позвонил Борис и сказал, что все-таки я молодой для этой роли. Будет играть Яценко. И таких историй у меня миллион.
У тебя однозначно все впереди. Кем ты сам видишь себя через десять лет?
— Отцом троих детей, востребованным актером... Хочется хотя бы раз в жизни сделать что-то знаковое, сыграть в знаковом фильме. Глупо отрицать, что артисты амбициозны. Конечно, я хочу славы, узнаваемости, успеха. Чтобы дети, жена, родители гордились. И просто хочется, чтобы все были живы и здоровы.
В вашем доме всегда царила творческая атмосфера? Если бы не актерская семья, может, все могло сложиться по-другому?
— Я никогда не был домашним ребенком. До седьмого класса учился в интернате, а потом меня выгнали за неуспеваемость и плохое поведение. Школа была для меня адским мучением, и я быстро закончил оставшиеся классы. Кроме театрального, поступать особо было некуда. И в итоге я поступил везде – в Щуку, ГИТИС, Щепку, МХАТ. Театр я любил с детства – обожал Бутусова. Сатириконовский «Макбетт» смотрел раз пятнадцать — с тех пор я уже понял, что хочу быть актером.
Сейчас для тебя на первом месте кино или театр?
— Кино. Я долгое время занимался только театром, и сейчас кино мне интереснее со всех сторон – и как искусство, и признания оно дает больше. Чтобы играть главные роли в театре, нужно быть известным киноартистом. Иначе люди не будут покупать билеты. Есть молодые актеры, у которых всегда поток, всегда есть какой-то выбор. У меня этого нет.
Мне приходится биться за свое место под солнцем. Я не ощущаю себя самодостаточным и состоявшимся артистом, который имеет право отказываться от ролей. Я еще никто. Очень надеюсь, что после «Амбивалентности» что-то изменится.
Ты стал отцом – как это на тебя повлияло?
— Я стал более ответственным, даже на площадке. Недавно снимался у Олега Асадулина в судебном триллере и ощутил, что стал даже взрослее играть, не так много шучу на площадке... Чувствую ответственность за чужую жизнь. В какую-то пьяную передрягу уже не полезу.
А раньше такое бывало?
— Конечно. У нас есть знаменитая фотография трехлетней давности – я, Ваня Мулин и Петя Скворцов. У нас у всех фингалы, вздутые губы. Так мы начинали свою молодость в клубе у Театра Наций. Нас там страшно побили.
Расскажи о своих пристрастиях и ориентирах в кино.
— Я всеядный. Обожаю затащить жену посмотреть «Мстителей», которых она ненавидит. Из русского артхауса за последнее время нам понравились «Глубокие реки» Владимира Битокова, для дебюта очень круто.
Что касается ориентиров, из российских актеров среди всех выделяю Константина Хабенского — и как человека, и как артиста. Из новой волны голливудских – Тома Харди. Мне даже говорили, что я похож на него. Я очень хотел бы сняться у Звягинцева, Хлебникова, Быкова, Крыжовникова – у всех.
Мечта, которая уже никогда не сбудется, — это Балабанов. Когда я учился в институте, до меня дошел слух, что он хочет утвердить меня на роль в новом фильме. Через несколько лет мне это подтвердила его жена, Надежда Васильева. Мне кажется, меня преследует актерское невезение – «Ледокол», «Аритмия»... Наверное, я сделал не все, что мог. Может, я как-то неправильно живу, не отдаюсь полностью профессии, не жертвую чем-то. Не знаю. Хотя я очень трудолюбивый и готов много работать.
Беседовала Екатерина Комаровская
