«Последнее танго в Париже»: сцена с маслом
Фильм «Последнее танго в Париже» вышел на экраны 46 лет назад, но знаменитая сцена с маслом до сих пор провоцирует бури. Буквально пару лет назад социальные сцены кипели негодованием: в СМИ появился фрагмент интервью Бернардо Бертолуччи 2013 года. Оказывается, во время съемок Марию Шнайдер не предупредили, что в сцене с изнасилованием будет использоваться сливочное масло в качестве лубриканта.
Марлон Брандо знал обо всем заранее, а Мария нет. Мы специально ей ничего не сказали, потому что хотели, чтобы она отреагировала как женщина, а не как актриса. И она была ужасно оскорблена, даже унижена. Потом я сожалел о случившемся. Больше мы никогда не встречались, и мне было ужасно горько, когда она умерла — еще и потому, что я так и не попросил у нее прощения.
Его заявление многие восприняли как признание, что сцена была снята без согласия Шнайдер. Тот факт, что после съемок актриса пристрастилась к наркотикам и подумывала о самоубийстве, добавил скандалу огня. На Бертолуччи посыпались оскорбления со стороны феминисток и журналистов. Он назвал их «смехотворными».
Это и утешает, и разочаровывает, что некоторые до сих пор настолько наивны, что верят, будто показанное на экране происходит на самом деле. Те, кто не знает, что секс в кино всегда симулируется, наверное, думают каждый раз, когда Джон Уэйн стреляет во врага, что кто-то умер по-настоящему.
«Маленький Будда»: сцена кремации
Во времена «Тиндера», «Скайпа» и бесплатного порно секс шокирует все меньше и меньше людей. Но сцены смерти до сих пор вгоняют зрителей в ступор, если речь идет, конечно, не о клюквенном насилии в экранизации комиксов, а о самой обычной смерти. Особенно если смерть во всей ее реалистичной неприглядности снимает Бернардо Бертолуччи. Сцена из «Маленького Будды», в которой Сиддхартха Гаутама наблюдает за кремацией умершего человека, может шокировать неподготовленных западных зрителей. Ведь вся культура Запада нацелена на то, чтобы предохранить нас от видения грязи и смерти. Но Бертолуччи без сантиментов их демонстрирует.
Джеймс Эчесон, художник по костюмам в «Последнем императоре» и «Маленьком Будде», был также арт-директором этого фильма. И он создал просто невероятное тело для кремации. Оно было прекрасно не только снаружи, но и внутри. Поэтому, когда оно горело, мы могли наблюдать, как горят все органы: сердце, печень, ребра. Настоящий труп так хорошо бы не горел. Это было чрезмерно детализировано, тело горело просто отлично. Киану (Ривз — исполнитель главной роли) не мог оторвать от него взгляда. Никто из нас не мог.
«Мечтатели»: сцена в ванной
Несмотря на то что сцены секса, как было упомянуто ранее, не сильно шокируют современных зрителей, Бертолуччи все же удается пробрать их до печенок. Секрет — в разрушении табу.
В фильме рефреном идут намеки на инцестуальные отношения между братом и сестрой Тео и Изабель (Луи Гаррель и Ева Грин). Вместе с их новым другом, американским студентом Мэттью (Майкл Питт), зрители с нарастающей тревогой наблюдают за их странной связью, вроде бы и платонической, но в то же время какой-то слишком интимной. Кульминацией становится сцена, в которой Тео, Мэттью и Иза втроем принимают ванну. Они расслаблены и влюблены друг в друга. Все трое.
Во время съемок фильма мы постоянно наблюдали танец ревности не только между персонажами, но и между актерами. Иногда Майкл завидовал тому, что Ева и Луи могут общаться между собой на другом языке. Потом Луи ревновал к сценам Евы и Майкла. Но это все было очень элегантно. Никто ни разу не подходил ко мне пожаловаться на крупные планы других или что-то такое. В этой квартире мы все были невероятно близки друг с другом.
«Двадцатый век»: убийство свиньи
«Двадцатый век» — невероятной красоты кинематографическое полотно длиною в пять часов. Разумеется, в нем нашлось место для самых разнообразных шокирующих сцен. Из американской версии фильма выкинули ряд драматических кадров, знаменитый эпизод секса между Ольмо, Альфредо и Неве (Жерар Депардье, Роберт де Ниро и Стефания Казини), а также сцену, в которой Ольмо разделывает свинью. На ней-то мы и остановимся. Разумеется, Бертолуччи снял ее максимально натуралистично. Вообще, больше всего в итальянском режиссере шокирует его честность. Он ничего не придумывает, а просто показывает то, что есть. Удивительно, что при этом он снимает невероятно красивое кино. Бертолуччи шутит, что «Двадцатый век» — это фильм о деревне и колбасе.
Колбаса вызывает во мне мысли о свинье, вернее, об убийстве свиньи, жестоком и чудесном ритуале, который совершается под ужасно человеческие, а потому еще более волнующие крики животного, с кровью, текущей на землю. Нельзя говорить о крестьянской культуре, не учитывая и этот языческий ритуал.
Очевидно, что в таком контексте сцена со свиньей является одной из центральных в фильме, а прокатчики выкинули ее из-за жестокости. Хотя на самом деле лакировка действительности ради успокоения зрительских неврозов — намного более жестокое занятие.
«Конформист»: убийство профессора Квадри
«Конформист» — безусловный шедевр Бертолуччи, кульминационной сценой которого стало убийство главным героем Марчелло своего наставника и духовного отца профессора Квадри и его жены Анны. Бертолуччи словно хотел сделать зрителя своеобразным соучастником фашистов, расстреливающих Анну. Поэтому весь этот эпизод мы видим глазами Марчелло, который равнодушно поднимает стекло автомобиля, пока в него в ужасе бьется Анна.
Скандальности этой сцене добавили аллюзии на Жана-Люка Годара, которого Бертолуччи считал своим учителем. После выхода картины синефилы обратили внимание, что Квадри с женой живут по тому же адресу в Париже, где в то время обитал Годар. Более того, в уста профессора Бертолуччи вложил фразы из фильмов Годара. Когда его попросили прокомментировать столь странные совпадения, Бертолуччи не смог удержаться от провокации.
«Конформист» — это рассказ обо мне и Годаре. Марчелло — это я, создатель фашистских фильмов, и я хочу убить Годара — революционера и своего учителя.
Годар же, посмотрев фильм на Берлинском кинофестивале, молча прошел мимо своего ученика, вручив ему записку с портретом Мао. Бертолуччи был столь разочарован реакцией низверженного учителя, что просто скомкал листок бумаги, о чем потом сильно жалел.
