Когда Алехандро Иньярриту предложил вам сняться в фильме «Бердмэн»?
Одной из первых. Думаю, до меня кастинг прошел лишь Майкл Китон.
Какова была ваша реакция, когда вы прочли сценарий?
Я была просто потрясена. И практически сразу же заявила: «Я хочу участвовать!». Если честно, я тогда еще не понимала, во что все это выльется.
Что вас привлекло в этом фильме?
На репетициях я начала осознавать, что для меня картина становится все глубже, более душераздирающей и веселой одновременно.
Как Алехандро удалось так точно воссоздать мир Бродвея, ведь он не специалист по театру?
Мне кажется, что у Алехандро есть глубокое понимание истинной природы славы, так как он окружен знаменитостями. Фильм по сути не только о бродвейской жизни в плане «все со всеми спят», но и о жизни киноактера, который оказался в недрах театра, и получает новый, ни с чем не сравнимый опыт.
Сложно ли было играть Сэм?
Вы знаете, я недавно впервые прочитала «Лолиту». Читая, я ловила себя на мысли, что смотрю на мир с точки зрения Гумберта Гумберта, и не знала, действительно ли Лолита с ним разговаривала, или он это выдумал. Нечто подобное происходит и с главным героем «Бердмэна», ведь мы в этом фильме смотрим на мир его глазами. Действительно ли все это происходит, или ему все это кажется? Ригган смотрит на окружающих через призму Бердмэна, поэтому они становятся несколько гротескными.
А Сэм... Сэм — очень злая, очень сложная, очень грустная, очень интересная девочка. Для Риггана она — весточка из прошлого, когда он был знаменит. Он просто забыл, что в жизни имеет значение лишь настоящая любовь. Сэм считает, что именно отец является причиной всех ее бед, но ничего не собирается менять. Я думаю, что нет ничего более невыносимого, чем знать, что ваш ребенок вас ни во что не ставит и видит, что вы — «липа».
Как вы думаете, Ригган находится на грани помешательства?
Да он уже на середине полного психического расстройства!
Вам понравилось играть в фильме, снятом длинным, непрерывным кадром?
Конечно. Это был новый опыт. Прежде, чем снимать сцены на пленку, мы долго их репетировали — нам нужно было двигаться определенным образом, чтобы не разрушить кадр. Понимаете, получалось, что мы играли буквально в прямом эфире. Мы так много репетировали, что наши герои стали нашей второй натурой, и со временем мы перестали напрягаться и думать: «Боже, я должна откинуть голову по середине этой линии, а затем повернуться на этой точке, а потом отойти».
Хотя одну из сцен в театре, где я разговариваю с персонажем Эда Нортона, мы никак не могли снять — перезаписывали снова и снова, снова и снова. И я уже молилась, чтобы не стать тем человеком, который испортит кадр. Но, когда все в итоге сошлось, я была просто счастлива. Эти съемки были похожи на акробатические трюки. И самым прекрасным, как заметил Эд, было услышать радостный возглас Алехандро: «Да!»
