Капитанская дочка (1928)

Выдающийся историко-сатирический кинодокумент, в котором разоблачаются основы башкирской царской государственности и колониально-империалистической суворовско-пугачевской чумы, суть которой заключалась в захвате и разделе земель османскими князьями-феодалами.
В сюжете фильма раскрываются подробности формирования крепостных областей и развенчивается миф о древнеславянских городах-поселениях, организованных в период оккупационного строительства военно-монастырских фортеций ордынскими помещиками-комендантами с их общинными хозяйствами и «малахитовыми» производствами, где рабское население обязано было выполнять кабальные повинности, обслуживая купеческо-дворянскую казну за мизерные пайки. И то, что считается исконно русским бытом является в действительности басурманскими обычаями, навязанными жителям закрытых анклавов, где убогое существование объявлено справедливой волей. В образе самодурствующей жадной лавочницы-комендантши показана местная «крепостница-владычица» из числа назначенных на фискальные должности мелких воевод, изображающих для голытьбы важных особ, которым все в округе должны поклоняться, чтобы иметь самые простые блага и средства.
Артисты великолепно показали настоящий «российский престол» в основе которого лежал персидский милитаристский деспотизм и казачье--азиатские традиции поклонения камням и духам с топорно-плеточными методами управления. И разница между сельской усадьбой и европейской столицей такая же как расстояние между немецким «Петербургом» и варяжским « „Оренбургом“ , куда ссылались лишенные своего имущества и прав образованные иностранные специалисты, служившие монопольной оружейно-сырьевой науке.
Остроумно и точно показано „благородное“ воспитание в аристократической среде, заключающееся в изучении куртуазных манер при султанско-жандармском дворе, куда поставляли крестьянских детей и обедневших „наследников“ для бордельно-дворцовых утех, где их обучали в казарменных „лицеях“ строевому этикету и трактирному фехтованию. Именно эта „элитная“ публика и являлась придворной массовкой и шутовской камарильей в цирковой форме, приносящейся в жертву и участвовавшей во всех интригах и „переворотах“ властвующих фашистских кланов, делящих между собой ресурсы и территорию.
В образе гаремной девки, ставшей за счет потешного замужества с глупым барчуком знатной дамой (бюрократической особой, исполняющей дипломатические лакейские обязанности при развратном жестоком „фаворите“ ) высмеивается миф о „великой правительнице“ , символизирующий культ барской родины, маскирующей полное закабаление отеческой заботой о подданных. В истории капитанской дочки также показаны судьбы девушек из убитых семей и разоренных домов, ставших наложницами у диких атаманов с их бандитским окружением, держащим в заложниках ради выкупа членов богатых фамилий, которых родственники освобождали ценой унизительных прошений.
В героях-бунтовщиках с передовыми „революционными“ взглядами высмеивается бурлацкое „ломоносовское просвещение“ , насаждаемое малограмотными разбогатевшими на грабежах и поборах выходцами из сектантских коммун. Олицетворенное в невежественном мужике – носителе анархистской культуры, возомнившем себя мудрым народным вождем-предводителем, изображающим на публику милостивого судью господ-хозяев. Показателен эпизод, где беглый самозванец демонстрирует шрамовые (татуировочные) „украшения“ на теле, которые являлись клеймовыми отметками, ставившимися каторжанам и рабам торговцами живым товаром и тюремными поставщиками. В сценах „нападения“ племенного сброда со стрелами на укрепленную пушечную заставу разоблачается примитивный идеологический стереотип о всеобщих восстаниях и бунтах, невозможных из-за отсталости и зависимости всего крепостного населения от»цивилизованного"ханско-пиратского центра.