Многоточие (2006)

Новый фильм Андрея Эшпая уже отмечен наградами кинофестивалей в Локарно и «Московской премьеры». И это не удивительно. Таких простых историй, рассказанных таким поэтичным, но в то же время простым языком, выходит на экраны все меньше и меньше. Здесь нет фееричных спецэффектов и стремления всеми способами собрать кассу, есть только сны, долгие взгляды и отражения в помутневшем от времени стекле.

Известный скульптор Кира Георгиевна (Евгения Симонова) лепит бесчисленных Лениных, мальчиков-горнистов и мальчиков-боксеров. В ее мастерской за стаканом водки ведутся бесконечные споры об искусстве, формализме и прочих высоких материях. Дома ждет все понимающий муж и по совместительству известный художник (Сергей Дрейден), ежедневно прокручивающий старую пленку и все надеющийся, что изображенный на ней молодой человек пойдет все-таки за дамой в сером. Есть классическая дача – с соснами, креслом-качалкой на большом балконе, застекленной верандой, речкой. И здесь Кире Георгиевне время от времени позирует безмолвно влюбленный в нее Юрочка (Евгений Цыганов).

Привычный ход размеренной, интеллигентской жизни рушится, когда в мастерской появляется репрессированный в 37-м первый муж Вадим Петрович (Игорь Миркурбанов). Когда-то, давным-давно они жили в Киеве и были счастливы. Она, правда, с трудом вспоминает каких-то конкретных его друзей и места, где они гуляли. У него же в Магадане есть жена и маленький сын, а под Полтавой – мать и сестра, с которой он тогда так и не познакомил первую жену.

В «Многоточии» все на своем месте. И молчаливый, смотрящий исподлобья Цыганов, и трагичные, душещипательные монологи Евгении Симоновой, похожие чем-то на метания принцессы «Обыкновенного чуда». И даже эпизодическая Чулпан Хаматова в роли немецкой журналистки. Вообще, эпизодические роли тут особенно хороши. Чего только стоит живущая на даче соседская девочка, распевающая песни советского времени. Раскрашенная эпизодами жизнь становится выпуклой и очень понятной.

Понятны попытки сделать вид, что не было в жизни последних двадцати пяти лет, что можно уехать в то место, где был когда-то счастлив, и начать все сначала, понятны тоска по несбывшемуся, молчаливое обожание и оправдание. И никаких слов. Сплошные многоточия.