За десять лет в Голливуде вы доказали, что умеете все: и петь, и танцевать — что демонстрирует ваша звездная роль в мюзикле «Ла-Ла Ленд». Недаром вас приравнивают к звездам старого доброго Голливуда...
— Ох-ох, вы меня жутко смущаете! Знаете, все-таки я шесть месяцев готовилась и выступала в Нью-Йорке в знаменитом мюзикле «Кабаре», прежде чем меня взяли в «Ла-Ла Ленд». Между нами говоря, моя Салли Боулз, в общем-то, третьеразрядная певичка во второразрядном клубе! На мое счастье! (Смеется.) Так и я — могу петь в душе, в машине, еще где-нибудь, но, когда оказываюсь среди настоящих профессионалов, сразу возвращаюсь в суровую реальность. Хотя, вы правы, я и сама от себя такого не ожидала. И испытывала огромный восторг и гордость, когда выходила на сцену, пела и танцевала в «Ла-Ла Ленде».
И все-таки, как бы вы ни прибеднялись, но именно вас выбрал режиссер в фильм, который получил рекордное количество номинаций, сравнявшись с непобедимым «Титаником», — целых 14!
— Дэмьен Шазелл, режиссер «Ла-Ла Ленда», написал такую потрясающую историю любви, о которой в жизни, увы, можно только мечтать. Настолько безупречную и идеальную, что у нее и не может быть хеппи-энда. Потому что в реальности таких историй не бывает...
По мне так тоже лучше быть одной, чем влюбиться и понять, что у этой любви нет продолжения. Может, поэтому фильм об актрисе, пытающейся пробиться (а их в Голливуде несчетное количество), и упертом музыканте, не желающем поступаться принципами, стал таким успешным.
Съемки были тяжелыми?
— Для меня — да. Мне повезло, что перед этим я прошла суровую театральную школу: восемь выступлений в неделю, монашеский образ жизни, бесконечные репетиции и строгая диета. Например, никаких молочных продуктов. Но в награду я получила уникальную стойкость и запас жизненных сил, коими обладают лишь театральные актеры. Конечно же, я ужасно нервничала, когда узнала, что меня придут смотреть на сцене Дэмьен и композитор, написавший музыку к фильму. Едва не осипла-охрипла — это у меня от волнения первым делом происходит. И конечно, мне повезло, что в партнеры после бесконечных перетасовок мне подобрали моего милого Райана Гослинга. Он — мой бесценный друг, с ним я могу преодолеть все. Райан смешной, теплый и нежный.
Нам было очень хорошо вместе с самой первой встречи — на съемках «Этой дурацкой любви»... И потом, когда снимались в «Охотниках на гангстеров». Кстати говоря, режиссер потому нас с ним и соединил — он хотел снимать именно такую пару, которая уже давно вместе на экране, как это было в золотой век Голливуда.
В этом мюзикле вашу героиню довольно жестоко отвергают на прослушиваниях, куда она без конца бегает. Вас это не угнетало или, наоборот, вы испытывали чувство удовлетворения, что вам-то подобные адские унижения уже не грозят?
— Это была в точности моя жизнь, когда я в 15 лет с мамой приехала в Лос-Анджелес. Меня так же отвергали и прямо в лицо говорили, что я недостаточно хороша. Или просто грубо прерывали. Иногда не давали даже минуты, чтобы выучить реплики. Но самое страшное, способное свести с ума, — когда телефон вообще молчит. И твой агент не звонит. Примерно раз в три месяца я бросалась оземь в рыданиях и кричала, что больше не могу. Мама вздыхала с большим облегчением, мечтала, что мы уедем домой и я перестану страдать. Но истерика прекращалась и все начиналось заново.
А чтобы сделать вид, будто я тут торчу вовсе не из-за Голливуда и чертовых кастингов, я устроилась работать в кондитерскую для собак — там для них выпекают всякие вкусности. Мне повезло — всего около трех лет я пребывала в борьбе за место под солнцем. А спустя три года меня утвердили в комедию «SuperПерцы». Но актеры никогда не чувствуют себя в безопасности. Страх, что тебя больше никуда не позовут, не уходит полностью.
Это правда, что у вас были в детстве серьезные проблемы с психикой и актерство спасло вас, по сути?
— И продолжает спасать. Да, я была очень нервным ребенком. Притом что мои родители — суперлояльные люди и воспитывали нас, детей, с любовью и предельной мягкостью и уважением. Но в моей голове всегда крутился одновременно миллион всяких мыслей, и одна страшнее другой. Например, иногда мне казалось, что наш дом горит. Я даже чувствовала запах дыма. И это были не галлюцинации, а что-то внутри, в области желудка, в груди, натягивалось как струна, я не могла дышать.
В остальное же время я просто пребывала в состоянии повышенной тревоги. Могла сто раз спросить маму, что меня сегодня ждет, когда она меня заберет из школы, где она сама будет, и так до бесконечности. Не могла ходить ни к кому в гости. С трудом выдерживала занятия в школе. Обожала старинное кладбище и бродила там часами, мне там легче дышалось... Родители страшно переживали и обратились за помощью к врачу, когда мне было семь лет.
Эти терапевтические сеансы мне здорово помогли. Знаете, я нарисовала у себя на плече маленького зеленого монстра и разговаривала с ним. Вернее, это он говорил со мной, нашептывал мне в ухо какие-то глупости. Я слушала, а паническая атака росла как на дрожжах. Но если я отворачивалась от него и продолжала заниматься тем, чем занималась, монстр умолкал. А главным способом, который помог максимально уменьшить влияние на меня этого гадкого монстра, стало актерство. Я начала играть в школьном театре, импровизировала, делала комедийные скетчи и настолько забывалась, что та реальность, где я мучилась и сходила с ума, отходила на второй план. Импровизация — великое лекарство от психоза, как и смех. Все комическое храбро противостоит стрессу.