Как вам работалось со Звягинцевым (Андрей Звягинцев, режиссер фильма «Левиафан». — Прим. ред.)?
— Прекрасно. Он очаровательный человек, интеллигентный. Рассказывать профессиональные подробности не стану: думаю, это будет не очень интересно читателю, но могу сказать, что у нас была отличная команда: и актеры, и оператор, и режиссер, и сценарист — словом, сгусток талантов, по-другому не скажешь. Я рад, что так совпало.
Фильм наградили «Золотым глобусом». Как вы считаете, какая у фильма будет судьба дальше?
— Я рад за картину, и за Андрея, и за нашего продюсера Александра Роднянского. Они выстрадали эту картину и сделали так, что она дошла до логического завершения. Очень рад за нас, артистов, что мы там снимались. Все мы прекрасно провели время, и к тому же нас теперь наградили и похвалили, а это всегда приятно. А судьбу «Левиафана» сложно предугадать. Но мне кажется, что у фильма будет хорошая и длинная жизнь. Во всяком случае мне бы хотелось, чтобы так было.
Повлияла ли работа на «Левиафане» на вашу актерскую судьбу?
— Безусловно и достаточно сильно. Поработав с большим режиссером, с настоящим мастером, очень сложно себя осознавать в другой работе или даже в параллельной: я еще в театре служу. Очень сложно потом найти такого же «крутого парня», с которым было бы так же легко, в которого можно было бы поверить и за которым пойти. В мире таких людей немного. И Андрей один из них. Я бы не хотел употреблять это слово, но не хочется потом размениваться на что-то другое.
Вам поступали предложения о работе из-за границы после выхода «Левиафана»?
— Из моих работ не только «Левиафан» известен за границей. Я снимался в фильме «360» (в русском переводе «Калейдоскоп любви») Фернанду Мейреллиша, одного из больших бразильских режиссеров, который сделал «Город бога». Поэтому мне кажется, что не нужно цепляться за одну картину в плане собственной популярности, да и рано об этом говорить. Чтобы заинтересовать заграничных режиссеров, нужно сначала заслужить авторитет. В любом случае после «Левиафана» актерская судьба каждого из нас изменится в лучшую сторону.
Сейчас идет бурное обсуждение предстоящего «Оскара». Что вы об этом думаете?
— Как и всем, мне бы хотелось, чтобы у нас был «Оскар». Но по большому счету, это же не казино, мы не ставим деньги, это волнения другого рода. Картина уже живет самостоятельной жизнью, не зависящей от людей, которые ее делали. Мы наблюдаем за этим затаив дыхание, открыв рот: приз то на одном фестивале, то на другом, теперь вот «Золотой глобус». Однако тут нет азарта, руки не потираешь...
Но, изучив список фильмов, выдвинутых от России на «Оскар» за последние 20 лет, можно отметить, что сейчас у нас впервые появился реальный шанс.
— Да, но мир изменчив и не все так просто, как нам хотелось бы. Все премии и награды имеют свой контекст и предысторию. Но уже то, что «Левиафан» в этом году оказался в оскаровской гонке, — большая радость. Фильм действительно достойный. Знаете, как бывает: один пишем, два в уме? А здесь в уме нет ничего. Что написано, то и есть. И не нужно придумывать внутренних оправданий. Картина цельная, мощная и достойна того, чтобы побороться без всяких поддавков.
В России «Левиафан» еще не вышел, это случится только через три недели...
— В прокат не вышел, но фильм в России видели. Продюсеры сделали премьеру на закрытии «Кинотавра», а там присутствует большое количество людей, имеющих отношение к кино. Так что основная масса профессионалов его видели. Плюс было несколько закрытых показов.
Но зритель еще не знаком с фильмом. Какие у вас предчувствия, как публика воспримет?
— Когда я смотрел «Левиафан», мне было горько. Я плакал от понимания того, как жестока бывает жизнь по отношению к человеку. У меня было много эмоций, и мне хотелось бы, чтобы те же чувства испытал и зритель. Мы для того и делаем кино, чтобы человек посмеялся и поплакал, а потом вышел из кинозала и сказал: «Черт возьми, может, надо все менять и, может быть, надо начать с себя?» Это моя идеальная мечта, мне хочется, чтобы зрители вышли с такими ощущениями.
Расскажите, как Звягинцев вас пригласил сниматься?
— Были пробы, как у всех, и я приезжал несколько раз. Андрей очень долго и тщательно выбирает и говорит артистам о том, что они утверждены, за две недели до начала съемок. Ожидание — всегда трепетный момент. И у меня произошло так же: я попробовался, потом была огромная пауза, и я успел подумать, что, наверное, мне отказали. Но он позвонил и пригласил сниматься. Я был в восторге! И в итоге все вышло прекрасно.
Ваша партнерша по фильму актриса Елена Лядова играет работницу рыбной фабрики, но она совершенно не похожа на провинциальную девушку на тяжелой работе, вам так не кажется?
— Приведу вам пример. Вы же знаете Оксану Федорову? Ничего, что она милиционер? Когда мы говорим о работнике какой-то сферы и о том, как человек выглядит, мне кажется… Елена Лядова просто красивая. И была бы она работником фабрики, космонавтом или спортсменом, менее красивой от этого она бы не стала.
А вы слышали несколько месяцев назад дискуссию о «Рашке-говняшке», о чернухе в российском кино?
— Только краем уха слышал, поэтому мне сложно рассуждать. Смотря что подразумевать под чернухой. То, что происходит за окном и в душах людей? Да, тогда, наверное, у нас такая жизнь, так складываются обстоятельства. Но при этом у нас есть разные фильмы. Есть светлые, смешные и есть грустные. И аудитория разная. Кино, как любой продукт, делается для зрителя, а не только для самовыражения автора. Так что у серьезных фильмов, таких как «Левиафан», своя аудитория. Например, современные тинейджеры не ходят в библиотеку, но это же не значит, что надо снести все библиотеки. Поэтому и кино есть разных жанров для разных людей. «Левиафан» сложно при этом отнести к одному жанру. Это и детектив, и философская притча, я бы даже назвал его в каком-то смысле древнегреческой трагедией. Конечно, никто не скажет: «Вау, это мой любимый фильм, я теперь буду смотреть его каждый день!» Для этого нужно быть мазохистом в душе. Но у «Левиафана» будет свой зритель. Позвольте мне пофантазировать, но я не думаю, что Андрей снимал этот фильм для всех, это не мейнстрим. Вот я недавно смотрел с большим удовольствием фильм «Титаник», но нашу картину я смотрю с не меньшим удовольствием. И они обе имеют право на существование. И «Меланхолию» тоже можно назвать чернухой, но это не чернуха, это размышление о том, кто мы, где мы и почему. Чехов — тоже не самый жизнерадостный писатель и драматург. И тем не менее мы находим в нем что-то светлое для себя, тот огонек, который помогает нам идти дальше.
А над чем вы сейчас работаете?
— У артистов не принято говорить о планах: расскажешь, они рухнут. Могу сказать, что планы есть и их много. Скоро смогу порадовать зрителя и новой картиной, и спектаклем.