Леонардо ДиКаприо явно некогда заводить семью. Он то был целиком поглощен нешуточной битвой с Брэдом Питтом за права на сценарий к фильму «Волк с Уолл-стрит» — оба продюсера мечтали его купить, и в конце концов выиграл ДиКаприо. А потом еще пять лет он добывал деньги для своего любимого режиссера Мартина Скорсезе, чтобы тот мог воплотить этот проект в жизнь. Лео провел немало времени с прототипом своего героя — бывшим суперуспешным брокером, в 90-е годы прославившимся шумными оргиями и отсидевшим четыре года в тюрьме за мошенничество. Полагают, что Король (именно так называют ДиКаприо в Голливуде) сыграл в этом фильме свою лучшую роль. И возможно, наконец-то получит в год своего 40-летия давным-давно заслуженный «Оскар».
На интервью в один из нью-йоркских отелей Леонардо пришел, опираясь на палочку и слегка прихрамывая.
— Лео, что случилось? Вы же не снимаетесь сейчас — значит, это не производственная травма?
— Вы правы. Я уже несколько месяцев бездельничаю. Давно такого не случалось — можно считать, побывал в кои-то веки в настоящем отпуске. А ногу повредил в своем доме в Лос-Анджелесе — приехал туда из Нью-Йорка инспектировать ремонтные работы. Затеял небольшую реконструкцию. Понимаю, как глупо это звучит: споткнулся о ковровое покрытие, когда выходил на террасу с архитектором, хотел показать ему, что там надо сделать. И вот результат: вывихнул лодыжку, чертовски больно.
— В этом году вам исполнится 40 лет. Не подумываете о том, чтобы жениться, семью завести, детишек?
— Поверьте, у меня огромное количество обязанностей и обязательств, даже при том, что я не женат. При моем рабочем графике, отсутствуя по шесть месяцев на съемках, трудно создать серьезные, стабильные отношения. Я стараюсь ничего не загадывать. Особенно в плане личной жизни. Живу, не заглядывая в будущее. День за днем. А там — посмотрим. Знаете, чему я научился, когда играл Гэтсби? Он обладал огромным даром надеяться. Мне кажется, мы все в этом нуждаемся — в надежде. Наверное, Гэтсби не вполне вписывался в реальность, но многие, в том числе и я, не очень в нее вписываются.
— Мартин Скорсезе сказал, что в последние годы именно вы с вашим необыкновенным талантом и энтузиазмом вдохновляете его снимать кино и, может быть, только благодаря вам он еще пять фильмов снимет, несмотря на свой почтенный возраст…
— Мы с Марти одинаково смотрим на то, каким должно быть кино. Чувство юмора у нас одинаковое. Своеобразное и, как может некоторым показаться, несколько извращенное. Мы точно знаем, что мы не любим, — это очень важно. И не боимся экспериментировать. И мне кажется, Марти еще ни разу так не веселился во время съемок, как на этот раз. Но, скажу я вам, не так-то легко в наше время найти деньги, чтобы снимать фильмы, которые умеет делать Марти и где я хотел бы участвовать. Скорсезе ведь не «печет» блокбастеры, заведомо обреченные на сиквелы и триквелы.
— Ваше состояние оценивают в $200 млн — ровно столько чужих денег, кстати, присвоил прототип вашего героя из фильма «Волк с Уолл-стрит» Джордан Белфорт. Как думаете, он был счастлив?
— Нет, я так не думаю. Деньги и счастье никак между собой не связаны. Деньги сродни наркотику, люди нередко подсаживаются на них, точно так же, как на секс или наркотики. Я немало встречал тех, кто становился богатым, но при этом в других сферах их жизнь оставляла желать лучшего: ни какого-то внутреннего фундамента, ни смысла существования, ни интереса подлинного, искреннего к чему-то. И в конечном счете чувство неудовлетворения, бессмысленности. Но жадность — часть человеческой природы. Так было всегда. Главное — не позволить этой природной черте взять верх над высокоорганизованным в целом человеческим видом. Не пытаться возвыситься над остальными людьми, жить все-таки в гармонии с миром и с собой. Мы же как-никак самые высокоразвитые животные на планете. (Смеется.)
— Ваш герой прославился не только своим мошенничеством — блистательно присвоив деньги инвесторов, он еще более блистательно их тратил на феерические дебоши и оргии…
— Не понимаю, как он вообще выжил в этой гонке за участие в каждом из мыслимых и немыслимых грехов. Практически все, что творил Белфорт, находится за пределами моего воображения. Он символ всего самого плохого, что происходит в нынешнем мире. Белфорт — а я провел с ним немало времени — мне в подробностях рассказывал, как воплощал в жизнь самые безумные свои желания. Даже просто слушать некоторые его истории было стыдно. Я смущался. Но зато как интересно было все это безумие воплотить на экране! Чем больше я перевоплощался в Белфорта, тем более безумным себя ощущал. И такой же становилась атмосфера на площадке — безумной. Каждый день — новое приключение. Вот одна из историй, которыми прославился мой герой в попытках развлечь себя и своих гостей. Он велел привезти ему дрессированных шимпанзе, нарядил их, поставил на роликовые коньки, и на очередной вечеринке они раздавали лотерейные билеты брокерам. Пришлось режиссеру тоже послать своих ассистентов во Флориду за животными. (Смеется.) На нас обрушились за это зеленые, но, честное слово, мы ничего плохого обезьянкам не сделали!
А по окончании каждого съемочного дня нужно было еще стряхивать с себя, как пыль, все это безумие. Иначе могло плохо кончиться. Мир Уолл-стрит, финансовых пирамид и всего, что с этим связано, очень похож на Голливуд. Можно так же быстро разрушить свою жизнь, пустить ее под откос. А я рассчитываю на долгую карьеру, знаете ли. Подсев же на любого рода наркотик — будь то власть, деньги или запрещенные вещества, — долго не протянешь. Я с 13 лет в кинобизнесе, уж я-то знаю. Что касается наркотиков, у меня было предостаточно возможностей с ними близко познакомиться. Я ведь вырос в очень бедном и весьма опасном районе Лос-Анджелеса. Его называли Аллеей шприцев. Но я никогда не испытывал даже малейшей потребности влиться в ряды тех, кто меня окружал. Слишком многое видел. Парень я был с детства наблюдательный.
— В фильме «Волк с Уолл-стрит» необычайно много сцен весьма откровенных, где вы обнажены и так далее. У вас был дублер?
— Нет. Все сам. Везде сам. Всюду это я собственной персоной. Надеюсь, впрочем, зрителям понравится. (Смеется.) Уж если берешься за такую работу, глупо стесняться. Я же играю безумного капиталиста в самом извращенном варианте!
— Режиссер Баз Лурманн, который снял вас в фильме «Ромео + Джульетта», а совсем недавно в «Великом Гэтсби», говорил, что и тогда, и сейчас вы сопротивлялись, вас пришлось уговаривать сыграть эти роли как раз потому, что ваши герои должны выглядеть хорошо, быть красавчиками…
— Ну почему же? Занимать высокое место в рейтинге самых сексуальных мужчин классно! Это высокая честь. Кому бы это не понравилось? (Смеется.) Гэтсби должен быть привлекательным мужчиной, иначе он не смог бы манипулировать людьми. Но ведь все, что он делал, все, чего добился, ему было нужно ради любви одной-единственной женщины на свете. Он — величайший мечтатель, и его Дэзи — это тоже мечта. Я очень люблю сцену, где он наконец-то держит эту женщину в своих объятиях, но при этом смотрит куда-то вовне кадра. Понимаете? Он по-прежнему ищет воплощение своей мечты, то, что сделало бы мир ценным и настоящим для него. Именно поэтому я в конечном итоге согласился сыграть эту роль. Говорят, что я избегаю картин о любви, романтических отношениях — вовсе нет. Единственный критерий для меня как актера — я не хочу умереть от скуки в образе героя, которого играю. (Смеется.)
— Женщины вас обожают, и это понятно. В таких случаях говорят, что, мол, ему нужно только пальцем пошевелить, чтобы любая упала в объятия. Это правда или вам тоже приходилось завоевывать понравившуюся девушку? Осыпать подарками и все такое…
— (Смеется.) Не поверите, но мне разбивали сердце, и не раз. Что касается подарков, я считаю себя щедрым человеком, но придерживаюсь принципа, что бриллианты и экстравагантные подарки не нужны в этих ситуациях. Существует, на мой взгляд, большое заблуждение у мужчин, что именно это нужно женщинам. Настоящих женщин, женщин высокого полета, умных и самодостаточных, такие вещи вообще не волнуют. Я думаю, уверен даже, гораздо важнее для настоящей женщины чувствовать себя рядом с мужчиной комфортно. Поэтому я стараюсь в отношениях оставаться прежде всего самим собой, а не забрасывать своих подруг драгоценностями.
— И тем не менее все ваши друзья в один голос твердят о вашей щедрости и умении дружить. Вот Кейт Уинслет, например…
— Кейт — мой ближайший друг. Я ее обожаю. Мы можем рассказать друг другу абсолютно все. Можем смеяться и плакать, не стесняясь своих эмоций. В сущности, мы были еще детьми, когда снимались вместе в «Титанике», но даже тогда Кейт казалась мне более взрослой и мудрой. Я множество раз плакал на ее плече, сталкиваясь с трудностями съемочного процесса у Джеймса Кэмерона, с его жесткими требованиями. Кстати, если бы не Кейт — ведь я знал ее еще до «Титаника», — я бы не сыграл в этом фильме. Кейт мне позвонила и сказала, что дала свое согласие Кэмерону. Я в тот момент готовился к съемкам в «Ночах в стиле буги». Пришлось отказаться, хотя я очень хотел сыграть эту роль.
С тех пор мы стали ближайшими друзьями с Кейт, почти ежедневно разговариваем друг с другом. Друзьями — но не любовниками. Кейт не позволяет мне принимать себя всерьез, это потрясающе. Она волшебная, сказочная. И она верит в брак. Я восхищаюсь этим ее свойством, этой неистребимой верой. И умением выстраивать свою личную жизнь вновь и вновь. Что так трудно, а подчас практически невозможно сделать в нашем бизнесе. Конечно же, я согласился повести Кейт к алтарю, когда она в третий раз вышла замуж. И хранил все подробности в секрете. Иначе и быть не могло. Кейт влюблена, она счастлива, вся светится, и у нее только что родился малыш — я очень рад.
— А дети вашего друга Тоби Магуайра, я слышала, называют вас дядюшкой Лео…
— Да, я их крестный. И они самые прекрасные дети на свете. Я очень люблю проводить с ними время.
— Скажите, в этом году вы рассчитываете на «Оскара»? За роль в «Волке с Уолл-стрит»? А то прямо какая-то анекдотическая ситуация сложилась: Лео ДиКаприо каждый год выдает одну, а то и две абсолютно оскаровских работы, но киноакадемики его словно не замечают. Даже если номинируют. Посмотрим, как будет на этот раз...
— Много лет назад я понял, что не в состоянии контролировать мысли и намерения людей, определяющих, кто достоин награды, а кто нет. И даже не стоит пытаться в этой сфере манипулировать, слишком уж прозрачно это будет выглядеть. Поэтому мой ответ вам: нет, я понятия не имею, что будет в этот раз.
— Но мечтаете, наверное. Признайтесь?
— Признаюсь, что получить награду из рук своих коллег по актерскому цеху очень приятно. И когда-то это обязательно должно случиться. Очень бы хотел получить «Оскар» именно за этот фильм. Я его выпестовал, от начала и до конца. У меня два таких фильма в жизни — «Авиатор» и «Волк с Уолл-стрит». Чтобы снять «Авиатора», ушло восемь лет. На «Волка…» я потратил пять лет жизни. Вложил в них все, что только мог, и смело могу утверждать, что без моих усилий ничего бы не вышло. Ненавижу так говорить, но эти картины — мои дети.
Меня впервые номинировали в 19 лет за фильм «Что гложет Гилберта Грейпа?». Отлично помню свое смущение, страх, как потели у меня руки, когда я оказался в зале и ждал объявления победителей. Хорошо, что рядом были мои родные — я пришел вместе с мамой и отцом. Помню, маме понадобилось отлучиться в дамскую комнату, и я запаниковал, что именно в этот момент могут назвать мое имя в числе номинантов. Боже, потом ее не пускали обратно, и я осипшим от ужаса голосом пытался привлечь внимание охранника: «Это моя мама, а я — номинант!» (Смеется.) В общем, родители тоже безумно волновались и, кажется, не совсем понимали, что происходит. Мама все время спрашивала меня: «Ну ты хотя бы осознаешь, что с тобой случилось?» А я неуверенно отвечал: «Ну да. Вроде бы да». Но люди, которые голосуют, — что ж, я никогда не узнаю их истинную реакцию на мою работу.