Культовый режиссер Квентин Тарантино известен еще и своим талантом творить чудеса, казалось бы, с лишенными всякой перспективы актерскими карьерами. Достаточно вспомнить Джона Траволту, который после «Криминального чтива» вновь проснулся знаменитым. У австрийского актера Кристофа Вальца другая история.
Вальц тридцать лет служил в самых разных европейских театрах, много снимался на телевидении. И думать не думал, что в его судьбе может что-то измениться. А уж тем более столь кардинально… Между тем, Тарантино отказывался начинать съемки своего фильма «Бесславные ублюдки», потому что никак не мог найти нужного ему актера на роль эсэсовца-полиглота, полковника Ланда. Актер по задумке и жесточайшему требованию режиссера-сценариста должен был и на самом деле знать несколько языков. Вот уже пошли слухи, что экстравагантный Тарантино готов закрыть проект, отчаявшись найти своего героя. И только повстречав Вальца, Тарантино облегченно вздохнул. Кристоф же буквально взорвал мир кино.
И как только мог блистательный актер высочайшего класса так долго «прятаться» от Голливуда — просто уму непостижимо. За роль в «Бесславных ублюдках» Кристоф Вальц получил все мыслимые и немыслимые награды. В том числе «Золотую пальмовую ветвь» Каннского кинофестиваля и «Оскар». Теперь он лучший друг Тарантино и полноправный член голливудского сообщества (хотя живет в Англии и иногда в Германии). К своим наградам Кристоф относится специфически. Мол, все это чудесно, сами церемонии дивные и элегантные, но ведь актеры — не спортсмены, и в состязаниях участвовать им не с руки. «Я получил приз за лучшую интерпретацию. Но разве не в этом заключается актерское ремесло? А как должен себя чувствовать тот, кто оказался худшим, по мнению жюри?». После беседы с актером в связи с его работой в новом фильме Тарантино «Джанго освобожденный» стало ясно: Кристоф — человек своеобразный и, признаемся сразу, не очень легкий в общении.
— Скажите, Кристоф, как случилось, что вы знаете столько языков? Кстати, сколько вы их знаете?
— Три с половиной. Итальянский — не в совершенстве. А что, разве вы не говорите на нескольких языках? Нет? Странно… Я думал, это в порядке вещей. Мы же европейцы, что ж тут удивительного…
— Как все-таки судьба в лице Тарантино вас нашла?
— Очень просто. Мне позвонил мой берлинский агент и предложил сходить на кастинг, самый обычный кастинг. Необычным было лишь то, что мне прислали сценарий целиком. Не отрывок из сцены, которую предстоит показать, как это обычно бывает. Но я все равно подумал, что наверняка речь пойдет о каком-то эпизоде. А потом встретился с Тарантино. Что ж, все мои ожидания от работы с этим режиссером полностью оправдались. Но я до сих пор не верю в случившееся. Поверьте, я говорю правду. Я начинал в 19 лет, сейчас мне 56. И все же я рад, что это случилось со мной не в 25 и не в самом начале актерской карьеры. Романтизм, присущий молодым актерам, меня давно миновал. А 30 лет упорного труда на театральной ниве не дают голове закружиться от славы. Удерживают ее на месте. И вот теперь я смотрю с Квентином в его доме на Малхолланд-Драйв старые фильмы, и он рассказывает мне о каждом актере — словно это его дядюшка или один из кузенов. И фантазирует, как бы этот сюжет мог повернуться иначе. А иногда мы просто встречаемся и не говорим ни слова о кино.
— Правда, что Квентин еще на съемках «Бесславных ублюдков» пообещал вам роль в своем следующем проекте? (Роль немецкого дантиста, ставшего охотником за головами и помогавшего освободить негров из рабства жестоких плантаторов, в фильме-вестерне «Джанго освобожденный» Тарантино сочинил именно для Вальца. — Прим. ред.)
— Нет, неправда. Мы же не в детском саду — давать такие обещания. Иное дело, я знал, что, если в его новом сценарии мне будет место, я там окажусь. А нет — значит, нет. Я полностью доверяю Квентину.
— Значит, ему не пришлось применять свое знаменитое красноречие, чтобы вас уговаривать?
— Да-да-да. Он применял ко мне пытки. Это были настоящие муки. Надеюсь, вы пошутили?
— Признаюсь…
— Тогда это очень смешно. Ха-ха-ха. (Смеется.) Должен сознаться, что я боялся этой роли — боялся повториться, сыграть персонажа, похожего на своего героя из «Бесславных ублюдков». Слишком прекрасен был этот опыт, будь на моем месте гедонист, он мог бы не удержаться от желания повториться. И это стало бы большой ошибкой. «Джанго» совсем иной фильм и иная история.
— Ну хорошо, неужели и то, что Тарантино только вам одному-единственному из всех участников этой новой истории (а среди них сплошные звезды, и очень уважаемые, — Леонардо ДиКаприо, Дон Джонсон, Джейми Фокс) давал читать свой сценарий еще на стадии его написания, — тоже вранье?
— Нет, это как раз правда. Квентин сказал мне, что пишет очень быстро, и у нас выработался маленький ритуал: мы ходили время от времени куда-то поужинать, потом возвращались к нему домой, и он просил меня прочитать очередные двадцать страниц сценария — в полной тишине. Потом еще двадцать, в следующий раз еще. И так до конца. Я рад, что наша с ним дружба позволила участвовать в процессе его творчества. Квентин — гений. И я не скрываю, что абсолютно и безусловно ему предан. Микеланджело однажды сказал, что создавать скульптуры очень легко. Нужно всего лишь отсечь от куска камня все, что скульптурой не является. То же самое делает Тарантино как режиссер. Отсекает все лишнее, и в результате каждый актер становится частью скульптуры, даже сам того не замечая.
— Но что вам лично представляется самым интересным в общении с Тарантино?
— Я понял, что, если чувствовать себя вполне счастливым, обладая ограниченным воображением — а таково оно у большинства людей, — свой потенциал не реализовать никогда. С Квентином, смею вас уверить, ваше воображение станет безграничным.
— Недаром Роман Полански позвал вас в свой непростой фильм. Надо сказать, что легких путей вы не ищете. Сыграли в довольно-таки сложном фильме «Резня» по пьесе Ясмины Реза в компании с Кейт Уинслет, Джоди Фостер и Джоном Си Райли. Когда действие происходит в одной комнате и актерам некуда деваться, они должны быть по-настоящему классными…
— С Полански не все легко срабатываются. Но меня ничуть не смущали свойственное ему пристальное внимание к мельчайшим деталям и раздражение, если актер на миллиметр отклонился от выставленной им метки. Напротив, это то, что я люблю. В отличие от большинства моих коллег. Я чувствовал себя счастливым школьником — впервые в жизни. Потому что в детстве я школу ненавидел. И учебу в театральной школе тоже терпеть не мог, бросил, как только смог, и, к счастью, сразу же получил работу в театре (Кристоф вырос в театральной семье в Вене, нынешняя гражданская жена актера Джудит Хольсте — художник по костюмам. У него трое уже взрослых детей от первого брака, не продолживших семейную традицию, и маленькая дочка от Джудит. — Прим. ред.). Полански 60 лет снимает кино — разве он может ошибаться? И я полностью разделяю его чувство юмора. Когда далеко не всем бывает смешно. Он, собственно, как и я, осуществляет коммуникации с людьми с помощью иронии. Перманентной иронии и выдающегося сарказма. Я это просто обожаю. Хотя ко мне — как и к Полански — приходится приспосабливаться. Не всем нравится. И не все к этому готовы.