Михаил, когда вам предложили сыграть Ивана Поддубного, сомнения были? Как это было вообще?
— В первый раз сценарий я прочитал лет пять назад. Он показался мне замечательным, но потом куда-то пропал, а всплыл года через два. Тогда же ко мне пришел Глеб Орлов, мы посидели, поговорили. И спустя какое-то время меня утвердили на роль. Я счастлив, что выбрали меня.
До того как прочитали сценарий, вы вообще что-нибудь о Поддубном знали?
— Конечно, что-то я о нем слышал и знал еще до того, как поступило предложение. Но разбираться в его биографии стал, когда начал готовиться к роли, читал, изучал. Он был борцом, по жизни борцом. Он боролся со всем, что было ему неудобно и что, как ему казалось, могло его победить, уничтожить. Вокруг Поддубного много легенд. Для меня одно абсолютно точно: прилети инопланетяне, он бы даже против них пошел. Любое подавление его личности вызывало в нем только одно желание — бороться.
В Голливуде обычная практика, когда актеры ради роли худеют, полнеют, занимаются в фитнесс-залах до умопомрачения. А вам пришлось что-то подобное делать ради роли?
— Чтобы набрать форму, я много ел, а потом сидел на строгой диете. Плюс два месяца адских тренировок. Как результат — прибавил 25 кг веса. Мой тренер Николай Данилов-Нитусов, великолепный профессионал, жил моей жизнью: контролировал рацион и режим дня.
А дублеры у вас были?
— Дублеров для сцен борьбы у меня быть не могло — мое лицо все время в кадре. Ну а если надо бороться — значит будем бороться! Страх, естественно, возникал. Что я тогда делал? Выходил и... боролся. Это было самым сложным на проекте. Просто представьте: даже если встать друг напротив друга и на протяжении 9 часов толкать друг друга, умрешь от усталости. А мы с моими противниками не толкались, а боролись. Не в полную силу, но все же... Однажды у меня два ребра треснули. Дышать не мог. Какое-то время пришлось на обезболивающих провести. Все те две недели, что мы снимали борьбу в маленьком душном театре в Болгарии, когда звучала команда «Стоп!», я падал и засыпал там же, где стоял. Рядом или надо мной что-то носили, а я даже не слышал ничего! Мое самое главное желание было — спать. Это была тяжелейшая физическая работа.
Ну а сами съемки были сложные? Как сработались с командой?
— Команда у нас была прекрасная. Нам замечательно работалось и отдыхалось вместе. Это относится и к Глебу — я бы с удовольствием с ним поработал еще не раз. И к коллегам — Кате Шпице, Юре Колокольникову, Володе Ильину, Дени Лавану. Дени неплохо говорит по-русски, так что он быстро влился и стал своим. Танцевал с нами, гулял, выпивал даже!
Что вообще значит для вас роль Поддубного?
— Поддубный — знаковая роль для меня: больше в спортивных картинах, где нужно издеваться над собой физически, я сниматься не буду. Больше не смогу так кардинально себя менять. Это очень тяжело, к этому нужно серьезно готовиться, но это мало кто понимает. У нас, к сожалению, это не работает — во-первых. А во-вторых, возраст подошел, когда пора сделать такую отсечку. Больше мне такую роль не предложат. Мне лестно, что мне дали возможность помочь рассказать историю великого человека. Это некая вершина для меня.
Михаил, напоследок хотелось бы спросить у вас, что вы думаете о всевозможных запретах и нововведениях? В последнее время складывается впечатление, что кино выхолащивают. Поощряют комедии, патриотические фильмы и в то же время говорят о том, что нужно запретить фильмы, в которых зло побеждает добро. Что вы думаете по этому поводу?
— Пока мне сложно разобраться во всех этих нововведениях и процессах. Но меня они немного пугают. Как бы мы не пришли к тому, от чего ушли. Вообще, любые запретительные меры — это плохо. Любой запрет всегда вызывает негатив, всегда вызывает отторжение и в уме, и в сердце. Ну это так заложено в человеке, не надо про это забывать. Вместо того чтобы запрещать, предложите лучше что-то иное. Это гораздо лучше. Это позитивно! Посмотрим, как будет развиваться вся эта история дальше. Вот запретили мат в кино и театре. И что? Давайте будем считать, что те, кто запретил нецензурщину, сами никогда матом не говорили и не говорят. Это же вранье! Не надо врать хотя бы самим себе. Что я знаю точно, так это то, что народный язык не искоренить.
