Терри Гиллиам, британский режиссер, снявший легендарные «Страх и ненависть в Лас-Вегасе», «12 обезьян» и «Бразилию», участник труппы «Монти Пайтон», сценарист, мультипликатор, шутник и прочее, представил в Москве свой последний на сегодняшний день фильм «Теорема Зеро». В интервью «Афише Mail.Ru» режиссер рассказал о трудностях в работе над фильмом, о героях, похожих и не похожих на него, и о том, почему герой Мэтта Деймона одет в костюм с китайского рынка. Беседовала Наталья Попова.
Терри Гиллиам в Москве на премьере «Теоремы Зеро» (фото)
Как к вам в руки попал этот сценарий и чем он вас привлек?
— Во многом из-за сценариста Пэта Рашина — наверное, и в Москве я оказался поэтому (фамилия Rushin созвучна слову Russian. — Прим. ред.). В его сценарии было много отсылок на мои предыдущие фильмы. Мне показалось это интересным, привлекательным и довольно легким для работы. Но потом оказалось, что все не так уж и просто.
Насколько мне известно, бюджет фильма был небольшим. Мешало ли вам это в процессе съемок?
— Когда мы начинали говорить об этом фильме шесть лет назад, то бюджет планировался в $20 млн, однако спустя время эта сумма превратилась уже в $8,5 млн. И это было своего рода вызовом — сделать фильм за такие деньги. Трудности, конечно, были. Нам пришлось снимать в Бухаресте именно из-за маленького бюджета, но в итоге мне там понравилось. Это совсем другой мир, и люди там очень симпатичные. Денег не хватало в том числе и на костюмы и декорации, так что приходилось придумывать прямо на ходу. Знаете, на окраине Бухареста есть китайский рынок, и наш художник по костюмам Карло Поджиоли нашел там практически все, что вы видите в фильме. И тот же запомнившийся зрителям костюм Мэтта Деймона куплен на этом китайском рынке. Так как и времени, и денег было мало, то работали мы очень напряженно и быстро. Но получившийся в результате фильм мне кажется намного более интересным, чем если бы всех этих трудностей не было.
А вы лично участвовали в подборе этих костюмов или в работе над декорациями?
— Когда я работаю над фильмом, я как художник представляю всю картинку целиком и контролирую каждый аспект работы над ней. Ничего не происходит и не решается без моего участия. Так что и декорациями я тоже занимался. Например, в здании церкви, где живет Коэн, есть и католические элементы, и православные, а среди обстановки можно увидеть чертежи этого здания. Все это там для того, чтобы показать предысторию: Коэн купил эту церковь для своей супруги, как только женился, поэтому, когда она ушла, он все оставил так, как было. В фильме ничего этого нет, но предысторию рассказывают декорации. Ну и еще одна моя «заслуга» — красный костюм Мелани Тьерри.
Вы как-то соотносите себя со своими персонажами? Ваши герои похожи на вас?
— Любая симпатичная девушка в кадре — это я (смеется). Часть меня есть в каждом персонаже. Многое от меня есть и в Коэне, и в то же время мальчик Боб — это тоже я. Вот только герой Дэвида Тьюлиса — это не я.
Как вы работаете с актерами? Есть ли какие-то хитрости?
— Я очень тщательно подбираю актеров и стараюсь, чтобы это были симпатичные люди, с которыми приятно не только работать, но и проводить время. Мы вместе ужинали, вместе обсуждали съемки. А на площадке я обычно немногословен, просто говорю: встаньте ближе, дальше, быстрее, медленнее и тому подобное. Я думаю, что суть моей работы прежде всего в том, чтобы быть хорошей аудиторией. Если то, что происходит перед камерой, смешно — я смеюсь, если грустно — я плачу. Мне важно дать актерам возможность обнажить отношения, которые существуют между их персонажами.
Вы начинали работать над этим фильмом шесть лет назад. Есть ли разница между оригинальной идеей ленты и результатом — фильмом «Теорема Зеро»?
— На самом деле я не очень серьезно тогда работал над ним. Я заинтересовался этим проектом, обсудил его с Билли Бобом Торнтоном, который в итоге не стал над ним работать. Потом на какое-то время забыл об этом сценарии, снимал «Доктора Парнаса». Когда же я вновь к нему вернулся, то почти год ничего не ладилось, я практически впал в отчаяние. Но потом нашлись люди, которые все еще интересовались этим фильмом, и я сказал: давайте работать. Кристоф Вальц присоединился к нам в июле, а в начале октября мы уже снимали. И большая часть работы шла инстинктивно, никакого планирования, но это было здорово. Надо было посмотреть, насколько креативной может быть наша команда, если работать придется очень быстро. В чем-то такой ритм оказался даже нам на руку, мы смогли быстро реагировать на происходящее в окружающем мире и перестраиваться. Как раз в разгар съемок проходили акции «Захвати Уолл-Стрит» (Occupy Wall Street), и мы добавили в фильме плакаты — Occupy Mall Street, «Церковь Бэтмена Спасителя» и т. п. На самом деле, чем больше о чем-то думаешь, тем сложнее работать потом. Такая ситуация у меня с «Дон Кихотом».
Вы же очень давно работаете над фильмом «Дон Кихот», и ожидания зрителей уже довольно высоки. У вас за все это время не возникало мысли о целесообразности проекта?
— Безусловно, ожидания зрителей все выше, а моя уверенность в себе все ниже. «Дон Кихот» стал своего рода моей опухолью, и, если я еще хочу пожить, мне надо от него избавиться. Я хочу снять наконец этот фильм, иначе можно просто сойти с ума, если слишком долго думать об ожиданиях других людей.
Как вы выбираете фильмы, над которыми хотели бы работать? Ведь в течение своей карьеры вы отказывались от многих впоследствии успешных проектов. (Например, Джоан Роулинг хотела, чтобы Гиллиам снимал «Гарри Поттера», но тот отказался. — Прим. ред.)
— Я плохо выбираю, это очевидно (смеется). Моя карьера строится на том, что я не снимаю успешные фильмы. Я решаю, что буду снимать в ту минуту, когда выбираю. Я как ребенок: до чего могу дотянуться, то и беру.
В одном из интервью вы говорили, что с возрастом у вас все больше вопросов к этому миру и все меньше ответов. Смогли ли вы с помощью фильма «Теорема Зеро» найти какие-то ответы?
— Нет, увы. Что печально, но и этот фильм не дал мне тех ответов, которые я искал. Если говорить в общем, то речь в нем идет о человеческих отношениях, но главный герой фильма Коэн одинок. Я же, в отличие от него, во многом счастливее: у меня есть семья, друзья и мой сад.
