«В тумане» Сергея Лозницы — довольно точная экранизация повести Василя Быкова. В течение двух часов экран занимают трое мужчин, один из которых быстро станет трупом: путевой обходчик Сущеня и двое партизан, явившихся из леса в деревню, чтобы наказать Сущеню за предательство. Дело происходит в 1942 году в оккупированной Белоруссии, но, по мнению режиссера, могло бы переместиться в любой последующий год нашей истории. О порочных кругах, мультфильмах и актерской технике Лозница рассказал в интервью РИА Новости сразу после каннского пресс-показа. Также режиссер добавил, что будущий его фильм будет снят о трагедии в Бабьем Яру в Киеве. «Следующий фильм будет про Бабий Яр. На основе исторических документов», — сказал он. Бабий Яр — урочище в Киеве, где во время Второй мировой войны было расстреляно более сотни тысяч человек — евреев, цыган, пациентов психиатрических лечебниц.
Пресс-релиз фильма начинается с рассуждения о том, как невинный человек попадает в трагические обстоятельства, при которых не может доказать свою невиновность. В каннской программе уже был фильм на схожую тему — «Охота» Томаса Винтерберга. Там действие происходит в наши времена в Скандинавии, у вас — в белорусских лесах во время войны. Вы говорили, что 1942 год выбран неслучайно. В чем его принципиальная важность?
Фильм Винтерберга я не видел, но аналогичная ситуация проявляется не только в военное время, но и в обычной жизни. Просто в военное время, когда происходит действие повести Быкова, это ярче видно и четче обрисовано. Уходит все то, что мешает нам видеть. Все острее, когда идут боевые действия и достаточно четко поставлен вопрос.
Еще вы говорили, что 1942 год принципиален для переосмысления нашей сегодняшней ситуации.
У нас важнейших периодов было очень много — практически вся история. Есть замечательное интервью, которое Бродский дал, когда только уехал за границу. Его спросили, что нового в России. Ответ был такой: со времен Чаадаева — ничего нового. Было очень точно все определено тогда, а дальше события пошли через запятую. Это не значит, что когда двигается время, мы двигаемся в нем. Это значит, что какие-то события и ситуации, которые были не разрешены когда-то, будут повторяться до бесконечности, пока они не будут осмыслены и разрешены.
Можно находить аналогии между ситуацией нынешней и 1905-м годом — вспомните интервью, которое Вячеслав Всеволодович Иванов опубликовал в журнале The New Times. Пока не будет разрешена эта история, вы будете в ней находиться, хотя прошло 100 лет. Может пройти и 200 — это ничего не значит. Время нелинейно в данном случае. Пока вы не осознаете произошедшего, оно будет жить вместе с нами. Простой пример: отношение к человеку, который попал в плен, — оно изменилось? Образ врага — изменился? Возможность договариваться друг с другом, искать компромисс, по-прежнему существует?
Теоретически — да. Я говорю о мировоззрении. Это мировоззренческие вещи. С врагом договариваться нельзя. Тот, кого мы называем врагом, должен быть уничтожен. К чему это приводит — известно: ни к чему хорошему. Что-то нужно сделать, чтобы это поменялось. Но процесс размышления над ситуацией не происходит, не случается. Очень хорошая фраза есть у Макса Фриша: «Все давно уже сказано, но так как никто не слышал, приходится повторять снова и снова». Как в мультфильме «Страна невыученных уроков».
В истории, рассказанной в фильме, почти не принимают участие немцы — за единственным исключением офицера СД, которого играет румынский актер Влад Иванов из фильма «4 месяца, 3 недели и 2 дня» Кристиана Мунджу и вашего «Счастья моего». Значит ли это, что Великую Отечественную войну вы интерпретируете скорее как гражданскую?
Действительно, основные коллизии — между своими, между жителями одного места. Но нельзя делать такой вывод: вы смотрите лишь на один фрагмент колоссального события. В данной ситуации отношения складывались именно таким образом, но это не исторический масштаб, а масштаб деревни. Трех человек, которых так связала война. И это очень интересно в повести Быкова. Отношения складываются между своими. Свои полицейские, свои машину отбирают, свои же взрывают, свои же уходят в лес, поэтому у героя погибает мать, поэтому все попадают в такую историю. Свой же начальник на станции бьет в морду, свои же хотят ему отомстить. Но люди готовы к этим отношениям. Это и есть агрессивная атмосфера, из которой возникает война. Для того чтобы стрелять в другого, необходимо быть готовым делать это.
Вы экранизировали Быкова очень близко к тексту.
Я пытался сохранить идею автора — у него она очевидно прописана. Но, например, чтобы рассказать историю Бурова (одного из партизан — РИА Новости), мне надо было придумать какие-то эпизоды. И сделать это очень кратко, чтобы стало понятно, что вообще с ним произошло.
По стилю съемки «В тумане» радикально отличается от «Счастья моего». Какие установки вы давали оператору?
Никаких установок я никому не даю. У нас творческая дискуссия. За полгода до съемок мы собираемся — я, художник и оператор, — и неделю или десять дней сидим, раскадровываем картину, каждый эпизод рассматриваем с точки зрения его смысла и возможности оптимально этот смысл выразить, играем с ним. Что получится, если я вот так подойду? Вот так буду кадровать? Почему я начинаю с лица Анели (жена Сущени, которую играет Юлия Пересильд — прим. ред.), когда она заходит в избу? Я должен ответить на все эти вопросы, есть полгода, чтобы все обдумать. И когда мы уже выходим на съемочную площадку, у меня фильм уже прокручен перед глазами, а актеры точно отрепетировали каждый жест. Мы уже готовы.
