Фильм представлял Россию в конкурсной программе 67-го Венецианского кинофестиваля, где удостоился нескольких призов. По сюжету директор целлюлозно-бумажного комбината Мирон Алексеевич едет совершать якобы мерянский традиционный обряд погребения — (кремирования) своей жены Татьяны в те места, где они когда-то проводили медовый месяц, из Неи в Мещёрскую поросль (Горбатов). В попутчиках у него фотограф — Аист Всеволодович, и ему вдовец по дороге рассказывает очень интимные подробности своей жизни — что является частью известного им обоим архаичного погребального ритуала. Вместе с телом женщины также они везут двух маленьких птиц, овсянок. Повествование часто прерывается воспоминаниями героев.
У директора крупного целлюлозно-бумажного комбината Мирона Алексеевича (Юрий Цурило) умирает жена Танюша (Юлия Ауг). Он просит фотографа с комбината Аиста (Игорь Сергеев) помочь похоронить Таню по обычаям народа меря, к которому причисляют себя Мирон Алексеевич и Аист. В дорогу они берут с собой двух овсянок – маленьких певчих птичек.
Наука знает о народе меря и считает его исчезнувшим. Создатели картины воспроизводят на экране древние традиции меря. По их обычаям тело умершего нужно кремировать, а прах опустить в воду. По дороге в места, где Мирон Алексеевич и Таня провели медовый месяц, вдовец рассказывает Аисту интимные подробности из жизни семьи – «дымит», так тоже заповедовали меря. Зритель также увидит, как меряне собирали невесту на свадьбу и почему каждый мерянин мечтает утонуть.
Фильм «Овсянки» произвел фурор на недавно прошедшем Венецианском фестивале, где получил «Озеллу» за лучшую операторскую работу, приз ФИПРЕССИ и приз экуменического жюри. Председатель жюри Квентин Тарантино аплодировал картине стоя. «Овсянок» хотят видеть в основной программе 48 мировых кинофестивалей, большая часть Европы купила его для кинотеатров. К сожалению, в России фестивальное кино пока не так востребовано, как на Западе.
Этот поистине потрясающий фильм вводит в медитативный транс, хочется, чтобы он никогда не заканчивался. Не знаю, что именно производит такое впечатление – длинные сцены, за которые Михаил Кричман получил «Озеллу», шаманские напевы, или сюжет, сотканный как единое полотно. Даже русские дороги и селения не выглядят откровенно убогими, как любят показывать их артхаусные режиссеры. Здесь все органично, спокойно, завораживающе. Обилие обнаженных тел на экране не выглядит пошло. Овсянки, весь фильм играющие второстепенные роли, вдруг становятся главными героями. Песня с непонятным набором слов приобретает тайный смысл. В фильме так много странного, что эти странности становятся магией и невозможно отвести взгляд от экрана. Несмотря на то, что в этом кино больше смерти, чем жизни, после его просмотра хочется жить.