«Марк Эйдельштейн — потрясающий!»
Авантюрных криминальных комедий, в которых пацаны «решают вопросики», — пруд пруди. Что вас зацепило в сценарии «Фармы»?
Сценарий имел несколько драфтов, и окончательный был непосредственно уже на площадке. Так часто бывает, особенно с дебютантами, с новичками в кино, что на площадке ты работаешь не только артистом, но и сценаристом, и сам себе режиссером. И не всегда ты идешь за сценарием, иногда — за классным партнером, с кем ты можешь что-то передать. Зритель может выпасть из общей концепции сериала и не следить так за развитием истории, как за хорошим актерским дуэтом, хорошей актерской игрой.
Я еще давным-давно слышал от Виктора Шамирова, что успех хорошего продукта, как сериального, так и киношного, — это сценарий и актеры. Ты можешь не бежать за какой-то невероятной картинкой, когда у тебя классный артист в кадре. Ну извините, Олег Евгеньевич Меньшиков просто сядет разговаривать под деревом, и ты будешь за этим наблюдать вечно.
За кем еще вы можете вот так наблюдать вечно?
За Олегом Павловичем Табаковым. Называя современников, за Марком Эйдельштейном. Потому что он не застроенный, не заштампованный, а абсолютно свободный кинематографист, творческий человек. Он не просто актер. Он, мне кажется, может все. [В «Фарме»] мне было очень интересно существовать с Марком Эйдельштейном и Сергеем Гилевым. Потому что это замечательные артисты, с которыми ты можешь не переживать в кадре.
Скажите честно: завидовали кудрям Марка Эйдельштейна?
У него же, как у Самсона, в них силы. Я вдохновлялся ими: немножко пожамкал-пожамкал и в кадр зашел.
Разрешает жамкать?
Конечно! Марк потрясающий!
«Ради ребенка и любимой женщины я готов на все»
Мне кажется, снимать сегодня кино про бездушие чиновников и нехватку жизненно необходимых лекарств для тяжелобольного человека — довольно смело.
На протяжении всего проекта он был достаточно смелым. Я такие проекты называю «съемки на коленке»: это когда малобюджетными силами снимается фильм. Картина снималась в Петербурге начинающими работниками кино. У меня есть определенное разделение: кинематографисты и люди, которые работают в кино. И это большая разница.
Сил было потрачено огромное количество. Практически не было ни одной смены, в которой не было бы переработок. Смена была не стандартная 12 часов, а 15 часов. Сами понимаете, это жуткий марафон: ты мало спишь, много работаешь, главная роль — тяжело. Не знаю, какое получилось из этого кино, и будет ли видно зрителю все, что я хотел вложить в эту работу.
А что вы хотели вложить?
Я хотел сыграть братские отношения. И хотел бы, чтобы зритель, когда посмотрит эту работу, позвонил своему брату.
Семейная драма в «Фарме» точно есть, но ведь не только. Как вам кажется, к какому жанру относится сериал?
Сейчас, к сожалению, время такое, когда мало чего можно придумать нового, и все начинают оглядываться на референсы. У авторов «Фармы» был почему-то референсом сериал «Голяк». Такое драмеди. Лично я для себя назову это гетто-драмой. Что-то такое районное, о чем-то своем, близком.
Сериал уже называют «российским Breaking Bad».
Я бы не стал на такое великое замахиваться, честно говоря. Все-таки там немного другое. В «Фарме» по развитию сюжета у меня насчитывается порядка десяти ролей. А Breaking Bad — это все-таки история единичных персонажей, и мы видим их рост и колоссальные изменения не только характера, но и физиологии, и помысла, и стремления, и победы над смертью, над страхами. Может быть, можно закладывать какие-то смыслы, будучи вдохновленным таким шедевром, но что-то копировать — это для меня сразу стопроцентный провал.
Почему спросила про жанр: когда смотрела первые серии, я задумалась, насколько этично снимать криминальную комедию на такую серьезную тему.
У нас нет сарказма и иронии на тему инвалидности и болезни — в этом как раз драма. А комедийность возникает при решении этой проблемы.
В своих интервью вы говорили, что любого героя можно оправдать и за что-то полюбить. За что вы любите своего Миху из «Фармы»?
Это сугубо моя кухня, но я давал себе такой референс — архангел Михаил, который выгнал дьявола из ада. И у Михи, наверное, то же самое: всю дорогу человек пытается выгнать этого дьявола из себя, познать себя и прийти к самому себе.
Ради брата ваш герой идет на опасные и отчаянные поступки. На что вы готовы ради близкого человека?
Ради ребенка и любимой женщины я готов на все.
Даже на убийство?
Сложно говорить, если бы да кабы… Но были тысячи ситуаций, когда люди жертвовали собою или убивали других, чтобы спасти близких. Это очень навороченные обстоятельства должны быть, наверное, и дай бог, чтобы у меня в жизни их никогда не было.
«Через кино я познаю себя»
В «Фарме» музыка много значит для персонажа Марка Эйдельштейна. А какую роль она играет в вашей жизни?
Я ее обожаю. И если бы я не был актером, то пошел бы по музыкальному пути, наверное. Я очень в этом многогранен и огромный меломан. Коллекционирую винил уже порядка 12 лет, довольно-таки редкий. Да просто люблю музыку. Как говорили участники моей, может быть, самой любимой группы Rolling Stones (еще где-то рядом с ними группа «Кино»): так замечательно заниматься творчеством, потому что мы, как кошки, проживаем девять жизней. А в обыденности человек, к сожалению, этого не делает.
Большая у вас коллекция винила?
Довольно-таки, но я бы не хвастался. Со мной отец может посоревноваться, но не в виниле, а, не поверите, в коллекции VHS-кассет, DVD и Blue-Ray дисков. Отец у меня всегда собирал очень-очень много большого кино, потому что в 90-е работал в видеопрокате, и у него была такая правильная заразительность, которую он передал мне по наследству.
При упоминании видеопроката вспомнился Квентин Тарантино. Он ведь нигде не учился, и вы тоже так и не получили актерского образования.
Ну так тоже сравнивать с Тарантино… (Смеется.) Но, по большому счету, да. Я теперь понял, что ничего абсолютно во всем этом не проиграл. Учитывая нынешнее образование... Это, извините, мое личное жесткое мнение. К сожалению, забывается этика профессии, туалет артиста, и артист уже много занимается другим. Не как старая школа, которой я хотел бы придерживаться. Почему я вам говорил про Олега Павловича Табакова. Мне повезло, что он меня выбирал, и он был во главе комиссии, когда я проходил конкурс и поступил в Школу-студию МХАТ (Никита Павленко учился в мастерской Константина Райкина, но после первого курса был отчислен, — прим. ред.).
Мне повезло работать с народными артистами, у которых я могу большему научиться. И для меня важнее не зачет или оценка «отлично», а верный глаз партнера, нужная реакция на мои действия, общий кайф от процесса, который мы получаем, как вдохновляем друг друга. И то, что я могу народного артиста называть на «ты» и именем Маша, а не Мария Валерьевна (Аронова, с которой Никита Павленко снимается в сериале «Праздники», — прим. ред.), именем Ира, а не Ирина Юрьевна (Розанова, с ней актер играл в сериале «Престиж», — прим. ред.). Для меня это более важно, чем какое-то примитивное обучение, которое для меня сейчас правда потеряло важность. Потому что я вижу, как выпускаются тысячи этих студентов, и у них, к сожалению, глаза горят на то, как стать популярными, а не как заниматься кайфом профессии.
В своих интервью вы много говорили о том, что профессия дает вам свободу, которую вы больше нигде не можете получить. Что вы имеете в виду?
Даже когда я был маленький, я никем не хотел стать, кроме как артистом. Потому что я не могу себя выражать по-другому в чем-то другом. Нет ничего лучше, когда ты любишь то, чем занимаешься. И уверенность в том, что у меня получается, придает мне ту самую свободу, в которой я могу узнавать себя. Через кино я познаю себя. Всю свободу я беру в эти золотые секунды с команды «начали» до команды «стоп». В это время я перехожу в какую-то другую реальность.
«Я не хожу и не говорю, что снимался у Люка Бессона»
Не могу не спросить про ваши съемки у Люка Бессона в фильме «Анна». Вы много об этом рассказывали и упоминали, что в сравнении с российскими кинематографистами французы по-другому относятся к работе, любят свое дело. Как вам кажется, почему они любят свое дело, а российские кинематографисты — не очень?
Я считаю, что в нашем кинематографе очень много текучки, которая закрывает профессионалов. Мы снимаем по 12 часов, не видим детей, плохо едим, плохо спим — мы занимаемся реально тяжелым трудом. К сожалению, у нас так: я привел знакомого, знакомый привел еще кого-то, и вот он уже на площадке. А профессионального образования он не имеет, не заканчивал ВГИК, театральный институт. Я имею в виду не самих артистов, а именно техническую группу. Очень большая разница между мастером по гриму и визажистом, оператором свадеб и оператором кино.
Когда ты видишь, что Люк Бессон сам с камерой в свои 60 с чем-то… Когда видишь, как какая-то девятая гримерша, которая занимается только кровью, художественно выкладывает кровь для кадра… У тебя дыхание пропадает, ты видишь настоящее. Вот так на самом деле, оказывается? Это вот кино! Естественно, ты получаешь колоссальный опыт работы, это дает тебе нужную осанку, правильную выправку, профессиональную уверенность.
Вы привнесли в свою работу что-то от общения с Люком Бессоном и его командой?
Безусловно. И я думаю, Саша Петров тоже, и Саша Лусс, и даже Киллиан Мерфи привнес потом в свои картины этот опыт, как работает режиссер. Но, понимаете, я не хожу и не говорю, что снимался у Люка Бессона, меня просто спрашивают об этом. Да и, по сути-то, я больше приобрел опыта не в кадре, меня мало в этом кино. Я больше провел классного времени за кадром, общаясь с Бессоном, учась у него. Я, честно, даже не помню, как я снимался, потому что там такой адреналин и такой страх, что невозможно. Хотя это все быстро проходит. Буквально после первого дубля ты расслабляешься и понимаешь, что ты уже в абсолютно другом процессе, в настоящем счастье.
А почему страх и адреналин? Потому что Люк Бессон?
Конечно! Когда узнал, что меня зовут в Париж на пробы, я сказал: «Я не полечу никуда, вы что, нет!». Меня уговаривали, чуть ли не связанного сажали в самолет. Это был такой страх, я даже себе представить не мог.
Какая фраза, совет, ругательство Люка Бессона вам запомнились на всю жизнь?
Мне запомнилось, когда был мягкий фокус на главную героиню, и рядом с Бессоном сидел фокус-пуллер. Я слышу только две фразы на французском языке, успеваю повернуть голову и вижу, как Бессон наотмашь бьет ему просто вот такого леща. Бамс! Фокус-пуллер аж так: «Бррр» (Никита наклоняется вбок, — прим. ред.), и дальше садится работать.
Вам не доставалось от Бессона?
Нет, слава богу. Мне мало доставалось от режиссеров. У меня было такое, по-моему, только с одним режиссером — Виктором Шамировым, который в принципе орет на площадке. Я, к сожалению, этого не понимаю — ну, зачем.
«"Оскар" — мне?»
Участие в фильме Люка Бессона дало толчок вашей карьере?
Я как-то не помню. У меня всегда был такой настрой, что я хочу выбирать. Я помню только, что мы с Юрой Борисовым открыли себе Imdb Pro — так скажем, некие досье, которые есть на мировом уровне. Туда приходили какие-то предложения, я записывал самопробы, отправлял их на Netflix. У меня были хорошие большие победы, замечательные роли, которые, к сожалению, зритель, может быть, уже и не увидит, и это дико печально.
Можете об этом рассказать?
Это была работа Эдика Оганесяна, режиссера «Чик» и большого русского кинематографиста и художника. Сериал с Петровым в главной роли, который должен был быть на «Нетфликсе». По-моему, Лев Зулькарнаев рассказывал об этом в одном из интервью после «Слова пацана», потому что мы вместе с ним работали. Подробности сюжета я вам не могу сказать, но это очень похоже на историю, которая была с Михаилом Олеговичем Ефремовым.
Все-таки наши отечественные звезды иногда появляются в зарубежных проектах, российские фильмы попадают на международные фестивали. Происходит ли у вас какое-то движение в эту сторону?
Движения благодаря моему агенту Наталье Гнеушевой происходят колоссальные, но право выбирать все равно остается за мной. Почему нет, если будет какая-то возможность, я с большим удовольствием. Открыто-то много всего. Где-то год назад мне прислали предложение сниматься в Болливуде — играть какого-то русского киллера или бандита в Индии.
Как вам кажется, за какую роль вы могли бы получить «Оскар»?
Я так на себя не рассчитываю. «Оскар» — мне?
Почему бы и нет, Александр Петров говорил когда-то о такой цели в своем интервью.
Ну, у Саши есть такая мечта. У меня нет. Вы знаете, главная награда, когда люди говорят тебе «спасибо» за то, что узнали что-то новое, что-то поняли, посмеялись, развлеклись. И для меня лучше награды нет, если я действительно ухожу от себя как можно дальше, если не играю то, что мне уже достаточно близко и неинтересно. Чем больше я на себя не похож, чем чаще зритель меня не узнает, тем для меня это круче.
Недавно какой-то телеграм-канал запостил две фотографии: я в гриме Джокера и кадр из «Фармы», где я в женском обличии. И пишут: «Ходят слухи, что Никита Павленко еще больший трикстер, нежели Никита Кологривый, но его слава пацана была давно (“ЗКД”). Надеемся, что это не изменится и ему не поднесут громогласный микрофон после сериала “Фарма”». Я не думаю, что так будет, нет. (Смеется.)
«В роли для “Нетфликса” я прошел все»
В вашей актерской видеовизитке, которой, правда, больше пяти лет, вы говорите, что у вас есть ощущение, что вы не в своем времени. В каком времени вам хотелось бы жить и что из другого времени хотелось бы сыграть?
Что я не в своем времени — это, наверное, такой громогласный рев или боевой клич режиссерам, продюсерам и сценаристам, чтобы мне давали и предлагали это другое время. В той визитке я говорил, что можно благодаря профессии быть кем угодно и прожить эти самые девять кошачьих жизней. Я бы сейчас очень хотел чего-то исторического, и в эту сторону мы прямо хорошо работаем. Ожидаются два замечательных проекта. Один более литературный. Не могу, к сожалению, называть и всех секретов раскрыть, но это будет сделано с одним из моих любимых режиссеров, который также является моим близким единомышленником. А второй — проект женщины-режиссера, у которой я хотел сняться с тех пор, как увидел «Все умрут, а я останусь».
Ох, кажется, вас ждет сложный опыт.
Знаете, я это все поборол просто на раз и «положил на лопатки». Пытались со мной что-то сделать, но у меня клыки тоже имеются, рычать я тоже умею и могу кричать громче, чем некоторые.
Глафира Тарханова рассказывала мне в интервью о своих экстремальных съемках с этим режиссером.
Вы знаете, тут вопрос доверия, как работать с режиссером. Не хвастаюсь, но вы поймете, о чем я, когда говорю, что выбираю проекты, а не снимаюсь во всем подряд. В моей фильмографии достаточно много больших режиссеров: я работал с Быковым, ну там ладно с Бессоном, с Расторгуевым, Костомаровым, Оганесяном, с Меркуловой и Чуповым, с Аксеновым. Это все большие профессионалы.
В общем, вас уже ничем не запугать.
Думаю, нет. Особенно после того, как я работал с Эдиком Оганесяном. После окончания этой работы для «Нетфликса» я его обнял и сказал: «Спасибо тебе большое, что теперь мало что меня будет пугать в профессии, потому что в этой роли я прошел все». Это реально для меня была очень важная роль: я играл женщину, которая живет в теле мужчины. Такого очень нежного и обиженного жизнью человека, который просто хотел быть какой-то капелькой в этом мире, и он правда любил всех людей, а люди его терпеть не могли. Это был некий святой образ. У меня даже сейчас подступает ком к горлу.
Я так хотел бы вам об этом рассказать, и так хотел бы, чтобы вы это увидели. Это была целая часть моей жизни, я так никогда не готовился к ролям. Я потерял огромное количество веса, доходя до анорексии, выдергивал брови… Там было все. Дай бог, чтобы вы все-таки это увидели.