О нарциссизме и любви к женщинам-режиссерам
В кино выходит новый фильм с вами — «Будь моим Кириллом». О чем он?
— О любви. О ее становлении в жизни каждого человека. Любовь бывает абсолютно разной, и ее надо почувствовать, увидеть. Это огромный труд, скилл, стечение обстоятельств, и непонятно, какая комбинация к этому приведет.
Расскажите про своего персонажа.
— Кирилл — это такой красивый бутон, готовый дарить благоухание всем присутствующим. Нарциссизм перекрывает все органы чувств, он не может раскрыться, как это может сделать персонаж моего коллеги Виталийса Семеновса. Человек ищет человека по чистоте вибраций, мне кажется. И Кирилл совершенно не может уловить вибрации партнера, потому что он занят только своими.
Режиссер фильма — Алла Елисеева, сценарист — Анна Макаренкова, главная героиня — Анастасия Евграфова. Вам было комфортно работать в такой женской компании?
Я вообще артист женщин. У меня что ни проект, это все женских рук дело. Мне с женщинами проще вести разговор. Мужчина-режиссер — это авторитет. Женщина-режиссер — это другой уровень диалога. Я не говорю, что лучше или хуже, но работа происходит абсолютно по-другому. Я очень люблю работать с женщинами, обожаю, всех целую, мои хорошие.
Как вам кажется, есть такое понятие, как «женское кино»?
— Есть женщина-режиссер и есть мужчина-режиссер, а кино оно есть кино. Когда ты смотришь фильм, не зная пол режиссера, ты не будешь [говорить]: вот это женское, а вот это мужское. Наверное, существует, но я бы в свою голову не хотел это пускать.
«Будь моим Кириллом» — мужское или женское кино?
— Не каждый мужик раскроется до получения той информации, которая там заложена, чтобы в себя ее впустить. Я не говорю, что у нас такое умное кино, ищите потайные смыслы, а просто на уровне какого-то человеческого восприятия, на уровне чувств.
Подробнее о фильме
О красоте и сломанном зубе
Главная героиня фильма Саша называет вашего героя «идеальным красавчиком». Ваш инстаграм ломится от подобных комплиментов. Что вы чувствуете, когда читаете такие комментарии?
— У меня на этот вопрос всегда есть ответ, и его мне подарил Вуди Харрельсон. По мне, это абсолютно гениальная вещь. Он сказал: «Мне каждый день говорят, что я самый лучший, самый красивый, самый восхитительный, и первое, что я должен сделать, — в это не поверить. Иначе конец». Он гений, я очень его люблю.
Я до сих пор в это не верю, мне до сих пор неудобно, я не знаю, как на это реагировать. Если это впустить в себя, можно сойти с ума. Но вот я с вами разговариваю, а там маленький экранчик, и я иногда на себя смотрю (разговор происходит онлайн — прим. ред.). Нарциссы ли мы? Да, я люблю себя. При этом с таким зубом хожу (у Ивана сколота часть переднего зуба — прим. ред.). Мне выбили зуб на тренировке, и я так к нему прикипел. Я его сделаю, конечно, но максимально оттягиваю этот момент. Мне очень нравится.
Вы отвечаете поклонницам в соцсетях?
— Я готов пообщаться с кем угодно, если со мной встретятся, я открыт. Встретимся на улице, я могу что угодно рассказать, обнять, поцеловать. Но переписываться — это выше моих сил. Просто физически не готов. Но всех очень целую, и если мы встретимся, я готов дать сатисфакцию любому практически.
О спорте и неувядающей популярности «Молодежки»
В фильме «Будь моим Кириллом» вы опять играете спортсмена, как и в «Молодежке».
— Взгляд Кирилла на бег шарлатанский, там очень много его придуманной тупой метафизики. Бегуны, марафонцы — они другие абсолютно люди. А вот это «бег это религия» — это же бред собачий. Так преподносить дисциплину — рыть себе могилу в мире спорта. Ты найдешь хейтеров гораздо больше, чем последователей.
Какие у вас сейчас отношения со спортом?
— Я в хоккейку до сих пор играю и сейчас в зал вернусь. В субботу точно пойду, стопудово, не отверчусь.
Вы общаетесь с коллегами по «Молодежке»?
— Макар Запорожский недавно пришел к нам в команду, Илюшка Коробко ходит до сих пор, с Канопчиком почти увиделись (Влад Канопка — прим. ред.). С Симой Низовской мы до сих пор дружим, ужинали вместе недавно. Вчера с Мерзликиным читали «Беспринципные чтения»... Это же огромная семья, которая семь лет не пойми чем занималась, и сейчас их раскидало по миру, и когда они встречаются, это такая дурацкая «ностальжи». И это прекрасно, я очень благодарен, золотые годы.
Практически под каждым постом в вашем инстаграме в комментариях вспоминают вашего персонажа Антона Антипова. Какие чувства у вас это вызывает?
— Дети смотрят до сих пор, делают ролики. Кто-то пишет: «Я семь раз уже смотрела все сезоны». Я говорю: пожалуйста, не смотри восьмой, займись чем-нибудь, ты просто сжигаешь в топке свое время. Как аппарат популяризации это очень клевая машина. Как способ времяпровождения — я не считаю это клевым.
Я вот за что болею, во что верю сильно: что какой-нибудь маленький трындюк, посмотревший сериал, поедет за бугор и поднимет Кубок Стэнли. И я буду плакать, когда он скажет, что смотрел «Молодежку»… А может и не скажет. У меня вот даже сейчас слезы наворачиваются.
Я сначала вообще не хотел идти туда (в «Молодежку» — прим. ред.). Мы приехали в Подольск, отсняли первый сезон, и женская команда [по хоккею] выросла вдвое. И по всей стране на 30% [выросло число детей] в секциях. Это статистика и причем не накрученная.
В чем, на ваш взгляд, секрет популярности «Молодежки»?
— В динамическом монтаже, прайм-тайме по СТС и в том, что «Кадетство» сняли. (Смеется.) Я не знаю… Это долгоиграющий сериал, и на эту иглу непонятно, кто подсядет. Ко мне подходили люди из спецназа «Альфа» и говорили: что дальше? У меня был шок. Это абсолютная зависимость. Чего мы вообще про «Молодежку»? Это дела минувших дней.
Меня это и удивило: сериал закончился два года назад, а у вас в инстаграме столько комментариев про него. Как «Молодежка» сейчас отзывается в вашей карьере?
Да никак. Я чуть-чуть Дятлов сейчас еще. Для кого-то Антипов, а для кого-то Дятлов уже. Я был очень рад, что это («Молодежка» — прим. ред.) стрельнуло. Мне стыдиться нечего. Антипов просто очень тупой как персонаж, дубина стоеросовая. Понимания его у меня никогда не было.
Мне повезло, что он позиционно был конкретный, а конкретика в кадре смотрится лучше, и она для тебя легче, чем невнятные слезы, переживания. Приезжаешь в Чертаново, а там ребята кавказских национальностей: «Братан, следишь за собой». Такая прохиндейская народная любовь, которой я очень благодарен, она всячески мне в жизни помогала. Я в любой город мог приехать и обниматься с людьми просто потому, что я Антипов.
О гопниках, Козловском и Звягинцеве
У вас в инстаграме много фотографий с коллегами, в частности, с Юрием Борисовым и Варварой Шмыковой.
— Да, Юра Борисов — мой однокурсник, а Варя — моя очень старая подруга, мы давно дружим, очень сильно любим друг друга. Знаете, у нас где-то четыре картины с Юрой, но мы никогда не встречались в них, у нас нет общих сцен.
А с Варварой были или будут совместные проекты?
— С Варей пока не сводит, но это же дело времени. Вообще, если хочешь сниматься с человеком, надо самому поднимать движ. Вот как Даня Козловский: вот эти развлечения, которые он делает, — «Чернобыль» и «Тренер» — это прекрасно. Ты заработай денег и снимай Варю с собой, как хочешь. Вот так уже надо делать. Ждать кого-то — я вас умоляю!
На самом деле вы с Юрием Борисовым появлялись вместе в кадре в фильме Андрея Звягинцева «Елена». Это была ваша первая роль?
— Нет, первая роль была в сериале «ЧС», мы играли наркоманов возле бака какого-то. (Смеется.) Меня утвердили уже в «Елену», я так радовался, что моя первая роль будет у великого русского режиссера, а потом нас Евгения Олеговна Дмитриева предложила в сериал «ЧС». Там Петька Кислов, Леля Хохлова… Персонажа Киммельмана там увезли в баке мусорном куда-то, и мы стояли смеялись. Я там такой пухленький еще, хихикаю.
Какие впечатления у вас остались от работы с Андреем Звягинцевым?
— Я влюбился в него из-за отсутствия у него сроков. Мы стояли смотрели: он снимал шестнадцать дублей выход Маркиной из магазина. Она выходила из магазина и заворачивала за угол, но то летел пакет, то высовывалась собака из коробки. Этого мог никто никогда не увидеть, но ему это было так важно.
Он был совершенно тогда еще другим. Он был без бровей, очень смешно ругался матом, хотел все донести. Тебя утвердили на групповку, а с тобой носится режиссер с макбуком, показывает тебе видео «Шоколад ни в чем не виноват, пацан к успеху шел» и говорит: «Ну, ..., как-то вот так».
Это такая крутая отдача от великого, состоявшегося уже тогда режиссера. Но он тогда этого не осознавал. Сейчас уже понимает, вектор меняется.
У вас на тот момент было четкое представление о гопниках, которых вы с Борисовым играли?
— Да я от них в морду получал в свое время. Но это же не гопники. Это же двор. Гопники — это те, кто «бахают» на мобилки. А здесь (в фильме «Елена» — прим. ред.) выяснение отношений внутри двора, это другая история, это не гоп-стоп. Просто пацанский движ, выплеск энергии.
О страхе играть Дятлова и любимых советских фильмах
Как вы попали в «Перевал Дятлова»?
— Ко мне эта история попала еще на втором курсе института. Потом нас утвердили, потом на год все заморозили, и я добрался до Свердловска, заехал в Фонд Дятлова. Я нашел его сестру, она жива, в Первоуральске живет. Но не смог до нее доехать.
Вся информация была, но я ничего не нарыл про самого Дятлова, кроме того, что он был гением. Не знаю, что вообще было бы, если бы он выжил, — с Россией, со Свердловском. Там человек богом поцелованный.
По сути, о нем как таковом кроме фотографии ничего не было. Очень страшно было его не замарать. Видимо, на этой аккуратности я и выехал.
Вы смотрели какие-то советские фильмы в качестве подготовки, вдохновения?
— Нас всех собрали на «Мосфильме» и показали «Неотправленное письмо», именно он являлся референсом. И какие-то средства выражения, повествовательные вещи были взяты оттуда. Там Смоктуновский «наваливал» очень клево, и там присутствовала какая-то походная простота, которую каждый из нас попытался перенести, может быть даже бессознательно. Такие материи, никому уже не знакомые, но очень бьющие по культурному коду. Все так изголодались по этому: «Нет, он друг мой!». А мы в это не верили абсолютно. Ну, я точно. Я с крайним недоверием относился. А Степа (режиссер черно-белых серий «Перевала Дятлова» Степан Гордеев — прим. ред.) говорит: «Никто же никогда не снимал, что перевал Дятлова — он про людей, про дружбу, про что-то такое человеческое». И он максимально оказался прав.
У вас есть любимые советские фильмы?
— Я очень люблю «Девять дней одного года», просто бомба. «Не горюй!» — я так смеялся. Я когда-то прочитал две книжки Данелии про кино, они такие трогательные, так по-грузински это все, такие люди хорошие все. Есть пьеса «Записки дяди Бенжамина» (Иван говорит о романе Клода Тилье «Мой дядя Бенжамен» — прим. ред.), там действие происходит на Марсе, а [в фильме «Не горюй!»] он перенес это в Грузию, и это очень смешно. Я млею от Нееловой всю жизнь, «Осенний марафон» — это такой ван лов страшный, что вообще не обсуждается.
В одном из своих интервью вы говорили, что очень тяжело переносите холод. А съемки «Перевала Дятлова» проходили на сильном морозе. Что помогло вам держаться?
— Девчонки из костюмного цеха были богини просто. Не давали замерзнуть. Они придумали термобелье с нагревающимися пластинами, батареями. Вообще огромный им респект. Они делали все, чтобы мы не умерли.
Зато ничего играть не надо было: просто на тебя пушечку наставляют с двумя ветродуями, и все, там ад. Ты забегаешь в палатку, с этими руками, прислоняешь их к пушке и [говоришь]: пожалуйста, пожалуйста. Больше у тебя сил ни на что нет. Это на всю жизнь ты запомнишь, никогда не забудется. Это клево было.
О выборе ролей, Юре Борисове и... конце света
Вы часто отказываетесь от ролей?
— Я иногда не хожу на пробы со страхом того, что утвердят. Денег хочется очень, всем, просто я вижу, что такой-то канал, такая-то роль… Я один раз поснимался на ВГТРК в проекте «Верни меня». Я плакал после этого, мне было плохо. Не из-за того, что проект был плохой. Но очень не хочется идти против себя в какие-то моменты. А они настанут.
То есть денег хочется, но хочется при этом держать марку?
— Это надо быть колоссально талантливым человеком, совсем гением. Если у тебя пятнадцать работ, и ты везде в порядке — честь тебе и хвала. Но я, простите за мой французский, ссу перед каждой ролью. Я не готов.
Все говорят: вот как Юра (Борисов — прим. ред.), чего ты сидишь. А я не хочу как Юра. Я не смогу как Юра. Он же больной, я знаю его. В хорошем смысле больной. У него охота до этого сильная. У меня нет такого ресурса сумасшедшего. Если бы я попал в обойму, я бы не вывез просто, я это адекватно понимаю.
А что пугает?
— Кино — это такая вещь, которая должна произойти. По совокупности факторов. Чтобы все получили от этого «полетность». Юрка очень добросовестный человек, но я уверен, что даже среди Юркиных работ будут вещи пустоватые, не такие какие-то. Это должна быть какая-то выстраданность, должно поднакопиться. Возможно, я оправдываю то, что меня не везде утверждают. Но я не сокрушаюсь на эту тему особо. Если меня не утвердили в очередной раз — значит, звезды не сошлись. А звезды должны сойтись.
Чего вы не сделаете перед камерой?
— Секс с мужчиной, вот это? Но это не я не сделаю перед камерой, это Россия со мной не сделает перед камерой. Были предложения сыграть трансвестита или гендерфлюида, я согласился, мне это было интересно (до поры до времени, пока это все не закрылось). Я не думаю, что есть какие-то рамки. Я не человек старой закалки, я не жил в Советском Союзе. Посмотрим, смотря для чего. Не, ну секс с мужчиной — жестко, не хотел бы. Если бы мне кто-то объяснил, что это гениальный замысел, я бы в это поверил — возможно.
Когда мы увидим вас в комедии?
— Я не знаю пока. Комедия — это очень сложный жанр. Я закулисный комик, я коридорный зверь в этом плане, у меня вся жизнь строится на галимых «ха-ха».
У Рязанова, кажется, было очень серьезно на площадке, потому что все шутили только в кадре? Я, наверное, когда стану очень серьезным человеком, вот тогда начнется в моей жизни комедия. Пока эта комедия только за пределами кадра.
Есть какие-то жанры, в которых вы еще не работали, но очень хотелось бы?
— Я пострелял бы. Очень пострелял бы. В какой-нибудь пустыне. Точно вам говорю.
В 2016 году в интервью вы говорили, что хоккей — тот спорт, который должен попробовать каждый мужчина. «Построил дом, вырастил дерево, вышел с клюшкой на лед, а потом уже и о сыне можно подумать». Как сейчас выглядит ваша программа минимум для мужчины?
— Нормальный мужик должен быть прежде всего нормальным мужиком. Я еще понял, что у меня женское начало жесткое. Я в последнее время начал плакать сильно над всем, такое старение чувствуется. Нет рецепта, нет его. Комбинация у всех своя. Не надо строить никаких домов, а уж тем более рожать детей, чтобы их родить.
Мир настолько безумен, что выжить бы и просто при «кукушке» своей остаться, при своем, при человечьем.
В последнее время жестко все изменилось, причем на каком-то внешнем уровне. Но скоро это все схлопнется. Я надеюсь, что скоро планета нас всех скинет. Мы своей смертью не умрем, я с 14 лет это говорю.
А что будет?
— Ну, либо то, либо другое. Войнушка, катаклизм, пандемия, вулкан — да все что угодно. Как мы обращаемся со всем, что у нас есть, посмотрите. Никто из них это терпеть не будет — ни судьба, ни Господь, ни планета, никто. Мы же конченные. Людишки вонючие.
Но можно же что-то сделать.
— Мы с вами? Боюсь, даже всем порталом Mail.ru ничего не сделаем. Любите друг друга, и все. Позвольте себе любить, позвольте себе быть открытыми. Как говорили в мультике «Шесть с половиной», «Завтра будет. Лучше».