С каким настроением вы подходите к 80-летию?
— Стараюсь об этом не думать. Зачем мне эта дата и эти юбилеи? Я никогда их не праздную. Если бы я сидел дома больной, никому не нужный, было бы другое дело. А у меня сейчас планов даже больше, чем было 20 лет назад, концерты за концертами идут. Жанровыми ограничениями я не связан. Если бы я был, как модно было говорить в советские времена, песенник, тогда да. Но мне это уже не интересно. В своем возрасте я хочу находиться там, где я подхожу, а подхожу я лучше всего для оркестра. Я стал очень много выступать как пианист. Раньше я как-то на второй план отодвигал свою игру на рояле. А потом оказалось, что я сделал ошибку. Мне надо было все время играть. Вижу по приему публики, что это вызывает эмоции, и это меня поддерживает. На Латвийском радио мы создали очень сильный биг-бенд, с которым можно играть джаз. Только что отыграл три концерта с симфоническим оркестром. В Театре русской драмы в Риге мы стремимся сделать веселенький спектакль по Оскару Уайльду… Это большой творческий диапазон, и меня это успокаивает.
Какой из ваших проектов сейчас занимает больше всего времени?
— Главное сейчас — это так называемый юбилейный концерт, который я буду играть в Национальном театре в Риге 12 января. Я отобрал самые лучшие номера из многих написанных мною пьес. Их переложили для большого оркестра, и теперь они, наконец, прозвучат, как и были задуманы. Будет целое отделение, 18–20 таких номеров из разных моих спектаклей, которые в свое время шли с большим успехом.
Что вас вдохновляет на такую интенсивную работу?
— Какую-то роль здоровье играет. Вот только с рукой что-то неладное, но в остальном ничего «криминального» нет. Я не знаю, в какой день «получу по голове», но однажды это произойдет. Но пока этого не случилось, тому, кто наверху, я могу только сказать спасибо.
Наибольшую популярность у российской публики вам принесли песни…
Я в свое время был очень рад встретиться с хорошими поэтами — это Андрей Вознесенский, Роберт Рождественский, Илья Резник. Некоторых из которых, увы, уже нет. С ними мы сделали много популярных песен. Кроме того, в 1980-е годы я встретил много хороших исполнителей. Меня не волнует, что это было советское время: там было очень много хорошего. Мы играли, пели, танцевали… Даже сегодня я с радостью исполняю некоторые из тех песен, например «Любовь настала», «Миллион алых роз», «Старинные часы». Особенно в то время гремела песенка «Листья желтые». Это был такой легкий шлягер. Но все это уже история. Последняя работа у меня была на стихи Евтушенко, это была песня «Я люблю тебя больше природы», которую Интарс Бусулис исполнил на «Евровидении» (латвийский певец выступил с этим произведением на конкурсе «Евровидение» в Москве в 2009 году. — Прим. ред.).
Вы поддерживаете связь с современными исполнителями в России?
— Я на это уже не иду. Сейчас другое поколение. Появился стандарт коммерческих радио, этот так называемый формат… У них своя цель, но это довольно однообразный стиль, который мне не особенно близок. Так что никаких контактов нет. Во время «Новой волны» я смотрел молодых исполнителей, но чтобы меня кто-то особенно увлек — такого не было. Сейчас я в основном работаю на местном рынке. Стараюсь играть то, что мне нравится, — лирические, сентиментальные мелодии, которые я особенно люблю исполнять на рояле. Меня по инерции приглашают на «Песню года», но мне это уже не особенно интересно.
Многие ваши песни существуют на двух языках — и на латышском, и на русском. Вам самому какие из этих версий нравятся больше?
— Так трудно сказать: стихи очень отличаются. Иногда, когда я рассказывал содержание своей песни на латышском языке русским поэтам, они на меня так криво смотрели и говорили: «Нет, это не пойдет». Яркий пример — песня «Миллион алых роз». Латышский текст очень красивый, немножко в народном стиле. А Вознесенский написал слова к этой песне так, что все стали говорить, будто она посвящена одному грузинскому художнику, пошли легенды. Стихи на русском очень отличаются: другой менталитет и совсем другой подход. Это не плохо — это очень хорошо! Просто совсем по-другому. Это как если попробовать стихи на английский перевести: содержание получится совсем другим.
В своей карьере вы достигли множества высот. Есть ли у вас какая-то нереализованная профессиональная мечта?
— Я всегда думал о том, почему исполнителям и в России, и у нас в Латвии не удается выйти на международную арену. Есть российский рынок, громаднейшая территория, и это очень хорошо. Потому что в Латвии рынка нет — тут три-четыре нормальных зала, и на этом все. Либо ты идешь на Восток и поешь на русском языке, либо на Запад, но тогда надо переходить на английский. Но там нас никто абсолютно не ждет — в отличие от серьезной музыки. Вот где наши на самом верху: прекрасные оперные певцы, дирижеры суперкласса. Но в поп-музыке добиться успеха не может никто.
А вам бы этого хотелось?
— Ну, в принципе, каким-то образом надо было туда влезть. Почему в классике мы можем, а тут нет? Но это очень сложно. Если Элтон Джон напишет песню, она станет интернациональной. А если мы — она пойдет либо на российский рынок, либо на наш. Но тут не рынок, а толкучка маленькая.
Вы ранее говорили, что в феврале в России запланирован ваш юбилейный концерт. Приедете?
Посмотрим. Планировали на февраль, но тот зал, о котором шла речь, как будто забронирован, что будет — непонятно. Там проснутся, как всегда, в последнюю неделю, и начнется сумасшедший дом. Причем я совсем не стремлюсь, чтобы этот концерт у меня состоялся, не особенно это волнует.
Но вы же сами только что сказали, что Россия — это огромный рынок. И вас в России любят!
— Это другое дело. Я думал сделать, как это делается во всем мире. Собирается в один день Пугачева, Леонтьев, Вайкуле, и чтобы без особых капризов. Дай бог, чтобы так и было. А если начнется, как всегда, кто будет первый петь, кто второй, почему он две песни спел, а я одну… Я все это уже прошел. Смотрю на это довольно подозрительно.
В какой компании вы отметите свой день рождения?
— С музыкантами и актерами в Национальном театре. С ними меня связывают старые дружеские отношения. Театр сегодня — единственное место, где еще можно что-то сделать. Концерты проводить стало очень дорого: освещение, звук, аренда зала… Начинается выклянчивание у спонсоров. Я смеюсь: после концерта я должен 20 минут говорить спасибо. У меня вся спина мокрая, я играл два часа, а все равно должен кому-то 20 минут спасибо за помощь говорить. Я на это все смотрю с легкой улыбкой. Сейчас все будут ставить эту красивую цифру «80» и кайфовать, будут опять фальшивые высказывания: «Как вы хорошо выглядите!» и вопросы: «Как вы так сохранились?».
Что вы на это ответите?
— А что я могу ответить? Я не знаю как. Вот недавно я с огромным удовольствием посмотрел концерт двух американских суперзвезд. Одному около 90 лет — это Тони Беннет, история, период Синатры. А его партнерша — Леди Гага, современная звезда. И поют вдвоем джаз: элегантно, супер! Там нет никаких декораций. Просто два профессионала, которые поют. И один из них в таком вот возрасте: тоже хорошо сохранился… Вот хорошо, что так можно. И я так постараюсь.