— Джерард, история о том, как вы едва не погибли на съемках картины «Покорители волн», чуть не стала иллюстрацией к основной идее этой картины о знаменитых серфингистах и их короткой, но яркой жизни...
— Да, меня накрыла огромная волна, и должен сказать, оказаться полностью во власти океана — не самое приятное ощущение. Когда меня тащило на дно с огромными камнями, я был в полном сознании, думал: «Ого, кажется, я попал в большую беду». В какой-то момент хотелось крикнуть: «Мамочка! Спасите! Помогите!», но я понял, что если только попытаюсь — пропаду в ту же секунду. Самое обидное, что это был последний день съемок в океане. После того как меня вытащили ребята из спасательного патруля, я находился, видимо, в шоке. Минут тридцать, пока везли в больницу, я требовал, чтобы меня отпустили назад, в океан. Ни за что не хотел оставаться в клинике, рвался на съемки. Но на следующий день шок окончательно прошел, и мне не хотелось обратно в волны. (Смеется.) Я даже удивился, насколько было не по себе и как сильно этот инцидент меня потряс, прямо до глубины души, на каком-то внутреннем уровне…
— Что привлекательного в серфинге, почему многие так сходят от него с ума?
— Когда ты там, на волне — просто «сидишь» на ней или катаешься, — испытываешь удивительное умиротворение, словно медитируешь. А уж когда поймаешь свою волну и вскочишь на нее — черт, с этим ощущением, поверьте, ничто не может сравниться. Один на один с природой, и ты — редкий случай — способен ее обуздать. Невероятный опыт. К тому же дохляку там не место, нужно быть атлетом, чтобы бросить океану вызов. Во время съемок мне каждый день приходилось учиться. А я это очень люблю. Если все гладко проходит и не нужно напрягаться, мне становится скучно и неинтересно. Кстати, занятия серфингом, в отличие от других видов спорта, денег почти не приносят.
— И вам совсем не страшно было — вы ведь до этого серфингом не занимались?
— Страх для меня едва ли не главный стимул в жизни. Если знаю, что придется разбиться в лепешку, только тогда настоящий драйв и энтузиазм и появляются. Знал, что буду рисковать, что вода жутко холодная там, в Санта-Крусе, где мы снимали. Это место под Сан-Франциско — одно из самых любимых у серфингистов, потому что волны бывают гигантские. Я давно мечтал научиться кататься на доске. Еще в 17 лет приезжал из своей шотландской деревни в гости к кузенам в Калифорнию, и раза три меня пытались поставить на серф. Помню, я очень стыдился и комплексовал. Да, не суждено было. До поры. Зато я научился летать на вертолете и очень полюбил это занятие. Как-то раз летел в аэропорт Санта-Моники вдоль побережья, погода была отличная, и вся полоса прибоя была усеяна серфингистами. Думаю, вот здорово, какие молодцы эти ребята, надо все-таки обзавестись небольшим жилищем в Малибу и освоить серф. А то как-то унизительно жить в Калифорнии и не уметь стоять на доске. И тут как раз мне предложили эту роль. Я согласился. И немедленно размечтался: эх, думал, погоняю за самыми крутыми волнами в мире — считается, что они в этих местах какие-то особые, неуловимые, резкие, и поймать такую волну, оседлать ее — дело чести для любого уважающего себя профессионала! Короче говоря, поселился я на берегу и стал учиться серфингу. Все получалось довольно легко, я все-таки неплохо подготовлен физически. Но кто-то сверху, видимо, решил немного поумерить мое самомнение и дал мне по голове. Очень вовремя, надо признать. (Смеется.)
— Неприятное происшествие на съемках способствовало тому, что вы решили отправиться на лечение в знаменитую реабилитационную клинику «Центр Бетти Форд»?
— Вовсе нет. Почему-то, когда люди слышат слово «реабилитационная клиника», первое, что им приходит на ум, — лечение от алкогольной зависимости. И, конечно, все сразу представляют себе человека, полностью никчемного, безнадежно пропавшего для общества. Меня эти разговоры и слухи просто вывели из себя. Я не пью уже 15 лет. Ни глотка. Не курю давно. И наркотиками не балуюсь. Хватило мне пьянок и гулянок в молодости. Куролесил так, что чудом жив остался. Причина была другая: еще во время съемок фильма «300 спартанцев» я сильно травмировался и с тех пор принимал обезболивающие препараты. Возможно, более сильному человеку и не понадобилось бы обращаться к специалистам и ложиться в такую клинику. Я старался как можно меньше принимать этих препаратов, бороться с болью иными способами, с помощью разума. Но не очень получалось. Вот и обратился в клинику. Там меня учили, как не думать о боли, перестать беспокоиться — я человек мнительный… Здорово они там работают, ничего не скажешь. Избавляют тебя от кучи всего, скажем так, дурацкого, помогают осознать много чего нового, полезного, и на выходе у тебя появляется план — как жить дальше. Я очень рад, что решился. В своей жизни сделал немало ошибок, но вот эта история явно к ним не относится.
— А свое давнее решение отказаться от карьеры успешного адвоката и стать актером тоже ошибкой не считаете?
— Я-то нет, а вот мама моя тогда чуть с ума не сошла. Не знала, что делать. Но в конце концов справилась со своими эмоциями... Я до сих пор храню письмо, которое она мне прислала в Лондон. Знаю, как тяжело ей было его писать. «Я не могу осуждать то, что делает тебя счастливым...» У нас всегда были сложные отношения — я сводил ее с ума, она меня сводила, но, если бы не мама, я все равно не стал бы тем, кем стал. А что касается отца — да, долгое время его отсутствие и то, что он ушел навсегда (мама не скрывала этого), когда я был еще совсем маленьким, меня сильно мучило. Терзало страшно. Лет в шестнадцать даже пригрезилось, что он вновь появился. И вскоре мой отчим, отличный, кстати, мужик, сказал мне, что отец и правда вернулся и хочет со мной увидеться, назначил встречу в кафе. Я пришел и сначала не мог узнать его, а потом только плакал — даже говорить не мог. Слишком долго я представлял в мечтах эту сцену… Но мы стали друзьями, хотя мой отец абсолютно сумасшедший человек. Он был чертовски обаятелен, вел себя всегда по жизни как взрослый ребенок. Просто не умел по-другому. Это я понял позже. Отец рано умер. И я очень рад, что провел с ним последние дни его жизни. Счастлив, что мы вообще познакомились, нашли общий язык и даже сумели полюбить друг друга. Отец вел себя очень мужественно в самые тяжелые минуты — наверное, и в этом проявлялся его неунывающий ребяческий нрав. Шутил и смеялся до последнего вздоха… Очень хочется верить, что у меня получится быть таким смелым, когда и со мной это случится… Жаль, что он не дожил до того, как я стал успешным актером.
— И все-таки, как вы решились променять стабильное будущее востребованного юриста на зависимую, крайне непредсказуемую актерскую стезю?
— Я чувствовал себя крайне несчастным. И когда учился на юридическом факультете университета в Глазго — несмотря на то что меня выбрали президентом юридического сообщества, — и потом, уже будучи стажером в известной адвокатской компании. Понимал, что занимаюсь совсем не тем, чем должен. Не мое это. Разочарование привело к бесконечным попойкам и развлечениям — так я пытался уйти от принятия главного решения в своей жизни. Одно знаю точно: если бы продолжал в том же духе, вряд ли дожил бы до сегодняшнего дня. Но в конце концов бросил юриспруденцию прямо накануне важного интервью о приеме на работу в уважаемую фирму. Подался в Лондон. Чем там только не занимался, чтобы элементарно выжить. Пока не оказался в диснеевском фильме «Власть огня» вместе с Мэттью Макконахи и Кристианом Бэйлом и — почти одновременно — отхватил роль в спектакле «На игле» в театре в Вест-Энде. Конечно, без актерского образования поначалу руководствовался одними инстинктами, но, как собака, которой досталась сладкая косточка, вцепился в актерство зубами. И готов был — и до сих пор готов — пахать и вкладывать всю свою душу и любовь в эту работу.
— В общем, вы такой типичный рок-н-ролльщик, недаром играли у Гая Ричи в фильме про таких вот крутых парней…
— Ну, вам виднее. (Смеется.) Крутой, опасный, живет одним днем и никогда не упускает своих шансов. Действительно, немного похоже на меня. Но другая штука в том, что быть рок-н-ролльщиком означает жить постоянно на грани, причем слишком часто такие парни рискуют понапрасну. И не скажешь ведь: «Какой клевый чувак — сам себя так классно уничтожает!». Скорее подумаешь: «Этот классный парень привык себя разрушать, и теперь у него проблемы. Пора остановиться». Вот так примерно, мне кажется… Знаете, я — шотландец. И этим все сказано. Люблю веселье, людей. Люблю куда-то выбраться, но точно так же с удовольствием могу и дома остаться.
— Но семью так и не завели… Ходили активные слухи, будто вы страшно огорчились, когда Джессика Бил (говорили, что у актрисы был с Батлером непродолжительный флирт во время съемок фильма «Мужчина нарасхват», в то время Бил в очередной раз рассталась с Джастином Тимберлэйком. — Прим. ред.) все-таки вышла замуж за своего бойфренда этой осенью…
— Когда я встретил Джессику впервые, она показалась мне очень милой, но такой, знаете, сдержанной, чрезмерно закрытой. Со мной-то просто в этом смысле — я сразу же начинаю улыбаться и смешить человека. Весь такой душа нараспашку. А у Джессики чувство юмора и вся ее глубина раскрываются только в процессе общения. Болтаешь с ней, и вдруг она выдает шутку. Ого, а Джесс-то может быть смешной, если хочет! Знаете, когда я понял, что такое флирт? Когда впервые лет в четырнадцать посмотрел на одну девчонку в школе, улыбнулся — и вдруг сердце ухнуло куда-то, и я понял неожиданно, что она почувствовала в этот момент то же самое. И тогда же примерно я понял, что лишний раз улыбнуться женщине никогда не лишнее. (Улыбается.) Вот это и есть флирт… Для Джессики Джастин — любовь всей ее жизни. И она всегда любила только его. И я очень рад на самом деле, за нее прежде всего. Она заслуживает самого лучшего.
— У вас сейчас новая подруга — модель из Румынии Мадалина Генеа (одна из топ-моделей, специализирующихся на демонстрации нижнего белья, красавица Мадалина, по слухам, успела в октябре 2011 года вскружить ненадолго голову еще одному любителю девушек этой профессии Леонардо ДиКаприо. — Прим. ред.). Говорят, вы очень импульсивный ухажер…
— Да, есть такое дело. Я, например, сразу же пригласил Мадалину поехать со мной в Исландию. Ну и что? У меня было тогда чувство, что я поступаю верно. И никаких сожалений не испытываю. Меня относят к разряду убежденных и безнадежных холостяков, но кто знает… Говорят, и с такими иногда случаются чудеса.
— Если не за волной, за чем бы еще хотели с такой же страстью погоняться?
— За юбками, конечно! Нет-нет, это шутка! (Смеется.) Напишите, я бы хотел гоняться за красивыми рассветами.