14 февраля в Сочи в рамках Третьего Зимнего международного музыкального фестиваля состоялся концерт известной джазовой певицы Нино Катамадзе. Она выступала не только вместе со своей группой Insight, но и с оркестром «Новая классика». Под руководством дирижера Игоря Гришкина на один вечер объединились музыканты Камерного ансамбля «Солисты Москвы» и Государственного симфонического оркестра «Новая Россия». Нино Катамадзе успевала не только петь, танцевать, но и общаться с залом и с музыкантами, очень эмоционально дирижируя во время своего диалога.
Неожиданно для всех з
Продолжение концерта было уже диалогом Нино и зрителей, зал свистел и подпевал под ее руководством, а иногда даже солировал. Закончился концерт продолжительными овациями, все зрители дважды аплодировали стоя.
За несколько часов до концерта Нино Катамадзе пообщалась с журналистами. Обаятельная и по-детски непосредственная, она открыто, интересно и с юмором говорила о музыке, о важных для нее вещах, о том, что происходит вокруг.
О фестивале:
«Участие в любом фестивале – это большое событие, большая эмоция, большая история, и если ты в этом участвуешь, ты тоже получаешь такую-то информацию. И я люблю Сочи, я люблю классическую музыку».
О концерте:
«Концерт ближе классический, хотя форма современная. Есть песни, которые уже существовали, которым просто сделали аранжировку специально для струнных составов. Когда участвует оркестр в музыке, то у него должна быть такая полная функция, не только чтобы сопровождал, как в современной музыке бывает, просто как фон, нет, именно как инструмент, как фактура инструментов, как эмоция всей этой драматургии, которая в музыке очень важна. И в нескольких композициях у нас получилось это».
Об инструментах:
«У меня была мечта купить арфу, я это сделала. Я неделю назад купила арфу 19 века. И каждая струна звучит прекрасно просто, и она такая нежная, такая маленькая, такая прекрасная. И после того как я решила купить ее, что я ни делаю: разговариваю, играю, пою, я все время слышу ее звучание. Я пока не умею, но я собираюсь учиться играть. Но она такая… можно все-таки общаться с ней… очень легкая, такой открытый инструмент, что можно все сделать. Она такая красивая. Правда, куда поставлю, пока не знаю».
О музыкантах:
«Я пока даже не виделась с музыкантами, с которыми буду сегодня выступать. Из-за того что у нас не было двух репетиций, которые мы обычно играем с оркестрантами, мне кажется, что это оркестр, с которым мы уже несколько раз выступали».
О диалоге с оркестром:
«Если ты музыкант не только с техникой, если ты внутри музыкант, то с такими легко, а бывало сложно. Было общаться легко, потому что у меня классическое образование, я внутри все равно классик. Мне кажется, что те классики, которые 7-8 часов в день общаются с инструментом, они очень большие музыканты, и если ты тоже как-то очень сильно любишь музыку, то общаться одно удовольствие».
О зрителях:
«У меня проблема в другом – я стою к залу спиной, потому что настолько я люблю с оркестром общаться, что человек, который мне шьет костюмы, много работает над тем, чтобы на спине тоже что-то нарисовать, чтобы, когда я поворачиваюсь спиной, зрителю не было уж очень скучно».
О Бобби:
«Когда у нас был 25-26 января концерт с Бобби МакФеррином, я заново рождалась, потому что я со стороны еще раз оценила слушателя, людей, которые приходят на наши концерты. Оказывается, они настолько много делают для нас, чтобы мы существовали. И моим музыкантам я каждые 5 минут звонила и говорила, как я их люблю, настолько они чувствительные. И все, что вокруг меня происходит, я со стороны увидела, я мечтала об этом».
О словах:
«Важно быть больше открытым, чем требуют слова. Можно понять больше… Даже если понимаешь слова, эти слова в разных предложениях абсолютно разные истории в себе носят, а любовь всегда есть одна история, и музыка есть одна история, что она служит добру. Остальные слова – это возможность развивать музыку, динамику добавлять, эмоцию добавлять».
О границах географических, политических, в отношениях:
«Внутренних, человеческих границ для меня не существует. Как человек, который до сих пор слыша звук самолета, вспоминает, что я в руках держала трехмесячного сына, и мой любимый избранный муж стоял в одежде – он врач, и когда его вызвали на войну – это нелегко. А с другой стороны, я очень много работаю над тем, чтобы найти внутри силы просто прийти к людям и разговаривать о совершенно другой истории. У нас никогда не было проблемы с визами, даже когда закрыта была граница, даже если в посольстве был всего один человек, нам визу давали. И я не имею права не отвечать за такую поддержку».
О доме:
«Я живу в Грузии, у меня там маленький сыночек, ему 1 год и 8 месяцев, у меня там мой избранный человек, и там есть люди, которые нуждаются в том, чтобы я приезжала туда. Я очень сильно люблю запах, ветер – все, что там происходит, осень, весну – все там я люблю. И это настолько теплое ощущение, я не могу от этого отказаться и поменять это на хорошую микроволновку. Не могу».
О Юрии Башмете:
«У нас нет общего творчества, есть просто желание сыграть. Это человек, который очень много экспериментирует с современными музыкантами. Но просто мне не хочется, знаете, ну, просто это все делать. Ну, нельзя просто делать. Потому что он очень глубокий музыкант. И мне хочется, если я с ним встречусь как с музыкой, открыться настолько глубоко, чтобы я получила то, что у этого человека есть. Если просто подойти к этому делу, он прекрасно играет на рояле, он может в любой момент выйти на сцену и тебя поддержать, но мне этого не хочется. Я человек, который если эмоционально, внутренне не готова к этому проекту, я не подхожу. Мне общаться с музыкой не все равно».