B&B. Эта аббревиатура стала символом классической «мыльной оперы». Более двадцати лет, более чем в ста странах, на нескольких языках. «Дерзкие и красивые». Этот сериал пришел на наши экраны в девяностые. И мы, дети Союза, с огромными глазами и чистыми мыслями, осторожно наблюдали за таким далеким и таким недоступным миром моды, за интригами и многочисленными любовно-расчетливыми историями рафинированных красавиц. В водовороте девяностых мы хотели, нет, даже так — мы должны были хотеть быть такими же. Красивыми, лощеными, идеальными. Руки-ноги-голова-прическа. Мир одушевленных Барби и Кенов, правильных до искусственности, роскошные дома, машины, инфраструктура Лос-Анжелеса. Сие действо разворачивалось в каждом доме на расстоянии вытянутой руки. Облако гламура и потребительства незаметно проникало и на улицы нашей страны. И всё бы красиво, но не прижился сериал, не втерся в наше доверие. Тридцатиминутные серии, так полюбившиеся миру, ставшие частью распорядка дня, как приемом пищи, для многих миллионов американских и европейских зрителей, не вписались в нашу жизнь. Картинка была хоть и красивой, но холодной. Была дерзкой, но без души. Не хватило русскому зрителю страсти. Не той, что в смене партнеров, а той, что в драме, в переживаниях. Тот самый случай, когда форма победила содержание. Герои и события — их в сериале много, но на эмоции «Дерзкие и красивые» оказался беден, не оправдал свое название и не выдержал проверку словно вмонтированной в русского зрителя системой Станиславского, хотя и несет по миру знамя долгоиграющего классического сериала. Который зрители либо обожают, либо ненавидят. И, наверно, только в России — остались равнодушны.