Венсан Кассель: «У нас с Моникой разные вкусы»

Венсан Кассель и Моника Беллуччи едва ли не самая знаменитая супружеская пара в кинобизнесе. «Когда я увидел Монику, я подумал, что она вышла из фильма моего любимого Феллини. У меня вырвалось: "Не может быть!"» — вспоминает Кассель. Они много путешествуют вместе со своими дочерьми Девой и Леони, живут во Франции, в Италии, в Лондоне, даже в Рио-де-Жанейро. Нечасто появляются вместе на публике и временами живут в разных странах. Он — в Париже, она — в Лондоне или в Риме. Или наоборот. Но Моника и Венсан часто снимаются вместе, и для обоих кино не просто работа, но часть их существа.

В последнем фильме англичанина Дэнни Бойла «Транс» именно роль Касселя — единственная неизменная величина. Все прочие — а компанию Венсану составили Розарио Доусон и Джеймс Макэвой — меняют свои обличья несколько раз.

— Венсан, опять вы играете гангстера, не надоело?

— Такие люди привлекают меня и в обычной жизни, поверьте. Мир не делится на белое и черное, мы все не идеальны, но традиционно притворяемся, что существуют хорошие парни и плохие. Да и по сравнению с остальными моими персонажами этот — самый нормальный. Я играл геев, убийц, русских бандитов, и часто, чтобы создать характер, мне приходилось начинать с нуля — строить своего персонажа, не опираясь вообще ни на что внутри себя. В этом Фрэнке было много понятного для меня, я и хотел сделать его очень простым, он не столько преступник, сколько бизнесмен. Боже, да он запросто может быть вашим дядюшкой!

— Мне бы не хотелось знать, что мой дядюшка вырывал у человека ногти...

— А-а-а-а! Так это не он пытал того парня, просто рядом стоял, а сам пальцем его не тронул!

— Вы, когда читали сценарий, сразу подумали о дядюшке? Потому что, честно говоря, это совсем не очевидно...

— Начну с того, что такие режиссеры, как Дэнни Бойл, стоят в списке любого актера на верхних позициях. И когда на пятидесятой странице мне прострелили голову, я всерьез подумывал отказаться от роли — так быстро! Но все оказалось трюком, а если даже я сам обманулся, могу представить себе, как будут обмануты зрители!

— Ваш герой Фрэнк при помощи гипноза хочет выяснить у персонажа Макэвоя, куда тот спрятал украденное полотно Гойи. А вы сами пробовали гипнотерапию? Верите в силу гипноза?

— Я готов поверить во что угодно именно потому, что не сталкивался с этим в реальной жизни. Во время репетиций к нам приходил специалист, который рассказывал о гипнозе и под конец спросил, кто хочет попробовать, и мы хором закричали: «Я, я, я!» Гипноз действительно расслабляет, но не могу сказать, что я потерял контроль над собой.

— А хоть на ком-нибудь это сработало?

— Нет, никто из группы не оказался достаточно податлив.

— Так что же, дурят нашего брата?

— Это момент допущения, который простителен в кино. И, в конце концов, я думаю, что гипноз работает — некоторые люди ведь очень подвержены такому влиянию. Когда я в первый раз смотрел фильм со свой женой, она целиком и полностью поверила в то, что такая история возможна. Моника сказала: «Это просто невероятно, сколько можно добиться от человека с помощью гипноза!»

— Вы советуетесь с Моникой, когда соглашаетесь на ту или иную роль?

— Нет, у нас разные вкусы, и мы выбираем себе работу, не советуясь друг с другом. Мы не делимся друг с другом каждым моментом своей жизни — у нас разные друзья, мы предпочитаем разные фильмы. Я считаю такие отношения очень здоровыми: у каждого есть своя собственная жизнь, и каждый чувствует себя свободным человеком. И мы вместе не потому, что у нас общая жизнь, друзья и работа, а потому, что мы испытываем необходимость быть вместе. В этом ощущении нет ничего искусственного.

— Вы уверенно себя чувствуете в кинобизнесе? На звезд сегодня направлено столько внимания...

— Я — да. Конечно, проблема существует, вся система устроена так, что папарацци ловят тебя очень легко. Но все равно спрятаться можно.

— Вы поэтому живете в Рио?

— И поэтому тоже. Мы давно купили там дом, нам нравится страна, язык, мы чувствуем себя там очень комфортно.

— Не чувствуете себя там оторванным от остального мира?

— Нет, не больше, чем если бы жил в Париже. Есть телефон, интернет, все доступно. Для нас путешествия — это стиль жизни. Потом либо ты становишься слишком стар, чтобы прыгать по миру, либо вырастают дети, и они уже не хотят путешествовать, потому что у них здесь друзья, дом... Так что пока мы можем себе это позволить, мы путешествуем.

— Вы так здорово выглядите с пистолетом в руке, что я просто не могу себе представить вас с детьми...

— А вот поверьте, с детьми я себя чувствую гораздо комфортнее!

— В обычной жизни часто рискуете?

— С годами желание рисковать проходит. Сейчас я ко многому отношусь легче, чем в молодости. С возрастом становишься более уверенным в себе и уже не судишь так строго каждый свой поступок.

— То есть вы не тот человек, который может махнуть на все рукой и выпрыгнуть из самолета?

— Я выпрыгну из самолета, но с парашютом! Предпочитаю риск контролируемый. Кстати, я сделал несколько прыжков. Это здорово. Момент решения — вот что интересно. Когда ты стоишь перед открытой дверью, уже высоко в воздухе, и в какой-то момент, переступив через инстинкт самосохранения, все-таки прыгаешь. Стоит попробовать!

— Расскажите о самом большом риске, на который вы пошли ради роли.

— Наибольший ужас после прыжка с парашютом я пережил на съемках фильма «Блуберри». Мы принимали психотропные вещества, довольно сильные, а проблема с ними в том, что ты не понимаешь, что тебя ожидает. Да, мы снимали все на камеру для того, чтобы повторить потом, посмотреть на поведение. Но повторить с чистым рассудком это оказалось невозможно.

— «Транс» — фильм еще и о воспоминаниях, которые делают нас тем, чем мы являемся сегодня. Какие ваши воспоминания сформировали вас?

— Я помню, в молодости меня ужасно злило французское кино, я не мог объяснить почему, но мне оно очень не нравилось. И в итоге эта злость повлияла на то, каким актером я стал, какие проекты я выбирал, какой дорогой шел. И все, что я представляю из себя сегодня как актер, во многом результат той моей ненависти к французскому кино.

— Эта злость заставляет вас выбирать роли плохих парней? Ведь хорошему актеру — а вы хороший актер — все равно, кого играть.

— Спасибо за хорошего актера, но, положа руку на сердце, могу сказать, что я всегда хотел играть злодеев, мне это нравится, ведь хорошие парни такие скучные. И девчонки любят плохих — грабителей банков, гангстеров. Да и злодеи всегда ближе к реальности.

— Может быть, именно в роли хорошего скучного парня вы сможете показать такие актерские высоты, что равных вам не будет?

— Не знаю, не пробовал. Возможно. После Мерина (речь идет о фильме «Враг государства № 1», где Кассель сыграл легендарного французского гангстера Жака Мерина. — Прим. ред.) я подумал, что, пожалуй, еще пара таких ролей, и я буду готов отложить пистолет в сторону.

— Может, в вас видят злодея, потому что в понимании большинства человек с таким лицом не может быть хорошим парнем?

— Да. Нос с горбинкой. Злые глаза. Я люблю менять внешность, всегда любил и много этим занимался в молодости. Я не актер натуралистической школы, для меня весь смысл профессии в том, что я могу меняться, и очень сильно. Даже другие брови могут сильно изменить лицо, вы знаете об этом?

— В фильме есть сцены, где вы обнажены, но не полностью. Вы не захотели сниматься полностью обнаженным?

— Все было в сценарии. Розарио Доусон обнажена полностью потому, что того требует история, но показывать мое тело — как бы там его ни оценивали — совершенно бессмысленно. Дэнни — настоящий английский джентльмен и не станет показывать мужские достоинства просто так, для смеха. Но обнаженка для меня не проблема — я же француз, о чем вы говорите!