Танец Дели

Многословное, лишенное какого бы то ни было действия кино о том, что слова ничего не значат, а самое важное можно выразить в танце.

Побывав в Индии, танцовщица Екатерина (Каролина Грушка) так впечатлилась местным колоритом, что придумала «Танец Дели». Это танец — суть боль, грязь и страдание, которые Екатерина наблюдала во время своей ознакомительной прогулки по бедному кварталу. Частично вобрав в себя несовершенство этого мира, танцовщица создала совершенное произведение, сама стала воплощенным страданием, вдобавок зачем-то приложив к груди раскаленное железо.

Новый фильм Ивана Вырыпаева — не о танце как таковом. Он сам по себе является танцем, положенным на слова, при этом ни собственно слова, ни место действия большой роли играть не должны. Видимо, поэтому взаимозаменяемые персонажи, из которых кто-то постоянно умирает, а потом воскресает, и реплики произносят бесцветными голосами, даже не пытаясь вдохнуть в них чувство. «Танец» складывается из семи коротких эпизодов, происходящих в одном и том же месте, на скамеечке в больнице.

Эта картина сродни умению читать ноты, сразу представляя звучание целого оркестра. Как очередной смелый кинематографический эксперимент, она заслуживает уважения. Если бы Вырыпаев этим ограничился, фильм можно было бы по праву считать совершенным: он идеально выполнил свою задачу, рассказав танец, при этом не показав ни одного па.

Но в «Танце Дели» все же слишком много говорят, и говорят лишнее, одновременно оговариваясь, что, мол, говорить не надо, и вообще «в начале было молчание», а не слово. К словам и фразам, даже монотонно произнесенным по нескольку раз (чтобы, видимо, это напоминало повторяющийся мотив), поневоле прислушиваешься. И тут ожидает некоторая засада.

Потому что говорят здесь зачастую цитатами или банальностями, отталкиваясь от многострадальной буддистской философии. Хороша и внушительна фраза «жизнь есть страдание», но сказана она была ужасно давно. Просветление танцовщицы Екатерины, познавшей боль мира, — отличная штука, но и она с кем-то уже случилась много лет назад, и выдавать ее за откровение не стоило бы. О сострадании, склоняя его и так и этак, говорили столько, что и не упомнишь. Удивительно, что Борис Гребенщиков, написавший к фильму музыку, если и окинул сценарий строгим третьим глазом, то не посоветовал настоятельно Вырыпаеву хотя бы немного завуалировать особо яркие места.