В сатирической драме про судебные издевательства над человеком, оказавшим сопротивление оккупантам, захватившим его дом, великолепно разоблачается «британско-американский „миф о персидском викторианстве, в основе которого лежали исторические события на рубеже прошлых веков, связанные с миграционным“ переселением» жителей-изгнанников в неразвитые суровые регионы и пиратской колонизацией «освобожденной» территории, разделенной на этно-промышленные зоны, где под видом политических государственных образований создавались колониальные общинные хозяйства.
Артисты хорошо высмеяли арабскую сущность золотой лихорадки, которая заключалась в организации коммун-поселений, изначально устроенных по дикарской животно-племенной системе гражданского бесправия в местах военно-сырьевого освоения земель. В сцене, где персонажи танцуют на речном пикнике под фольклорные мотивы высмеиваются национальные варварские традиции жителей государств-анклавов, придуманные для разобщения лишенных имущественной независимости людей, символически выраженного в драке за богатство, спровоцированной сектантско-оружейными «хозяевами» с их союзом библии и ружья,. олицетворяющими власть страха и насилия, разделившей мир на привилегированные и подневольные классы-народности.
В гротескных острохарактерных образах семейной благовоспитанной пары, отбивающейся от бандитов-грабителей и развешивающей в окруженной болотными водами азиатской лачуге «фамильные» портреты с комическими образами гаремных «монархических особ», иллюстрируется миссионерская (фашистская) практика, отраженная в частном случае «превращения» старательными усилиями линчевателей-комиссаров спокойного ирландца в бешеного мексиканца. А также развенчиваются полицейско-социальные институты «бело-германского» порядка, основанного на поклонении культу фашистского закона, маниакальной целью адептов которого являются «гуманистические» оправдания кровавых злодеяний. Именно поэтому садисты-иезуиты требуют от своего пленника «добровольного» отречения от собственного права за счет признания вины (греха) перед своими мучителями. В сценах изнуряющего держания под прицелом связанного агрессивного безумца показаны единственно возможные в реальных условиях «добрососедского» выживания методы охраны частного владения от чужих. посягательств. Выгодные, прежде всего, карательным монопольным структурам, уравнявшим всех обывателей в стремлении любыми средствами защитить себя от криминального окружения, что приводит к формализации разницы между жертвами и преступниками, которых отличают только субъективные показатели, которыми легко манипулировать для вынесения приговоров. Что ярко демонстрируется на примере морально и психологически извращенных взаимоотношений членов артели, провоцирующих друг друга на конфликтные действия для устранения партнеров–конкурентов под видом «самообороны», чтобы оказаться единственными законными обладателями богатого прииска. В образах «воскресшего» убийцы-вора с цепной веревкой на шее, и чернокнижницы эсерки, носящей фанатичный предмет как знамя или мандат, и демонстрирующей конституционный жест вступления в ряды жреческого (партийного) ордена иронично выражены продукты насильственного приобщения к «цивилизованной культуре» с ритуальными и трудовыми основами кастового общества.
В фильме хорошо показана коварная сущность западной деспотии, имеющей восточные корни.