Где-то в оккупированной Франции нацист-полиглот полковник Ганс Ланда (Кристоф Вальц) разъезжает по молочным фермам в поисках свежего молока и прячущихся евреев. Примерно в это же время на севере Америки потомок апачей лейтенант Альдо Рейн (Брэд Питт) собирает отряд евреев-головорезов и отправляется с ним в Европу — охотиться за нацистскими скальпами. До неминуемой встречи первого и второго произойдет масса в разной степени невероятных событий, стороны будут сражаться за мир, но победит всех Квентин Джером Тарантино.
Сначала ходили слухи. Затем — какие-то обрывки фактов. Наконец, в сети появились фотографии Брэда Питта, в усах и военной форме, и стало очевидно, что развязка будет и она близка. Непонятно, пошло ли это им на пользу, но Тарантино вынашивал «Ублюдков» больше десяти лет. Дважды убивал Билла, был японским ковбоем, затоптал мужчину каблуками и даже снялся в кино с Адамом Сэндлером — а сам, тем временем, обдумывал монологи Гитлера и возможные способы расправы над ним.
В итоге, расправа обрела форму вестерна, поначалу — вообще классического, дальше — все более фантастичного. Страсти разгораются вполне шекспировские, и гибнут, по Шекспиру же, почти все, успев, однако, произнести свои реплики и совершить поступки. Кстати, разговаривают «Ублюдки» сразу на четырех языках, и, увы, чтоб сполна оценить всю их игру слов, хорошо бы быть тем самым нацистом-полиглотом. В противном случае остается лишь поспевать за субтитрами — или смотреть кино четыре раза.
Идея мести, идущая вразрез почти со всеми религиями и этическими принципами, бывает, конечно же, крайне заманчива. Все зависит от масштабов обиды — в одном случае можно улыбнуться и помахать, в другом — обойтись словом «дурак», но порой никуда бывает не деться от жажды крови и потребности в активных действиях. Разом расправиться с Гитлером и всеми прочими его товарищами на Г (включая Бормана) таким изящным способом — это смешно и смело. Хотя настоящие участники событий, ветераны той войны, вряд ли бы это оценили. И были бы, конечно, правы. Тарантино ведь гнет свою линию — и он тоже, конечно, прав.