Вы согласились на это интервью потому, что «Садовое кольцо» для вас очень важная картина?
— Понимаете... Этот фильм разрушил привычные границы российского телевидения. Сериал пытались, но не могли уложить в какие-то рамки. Рассуждали так: это формат после двенадцати часов ночи, такой фильм не может быть на «Первом канале».
В итоге вас показывали на «Первом канале» в одиннадцать вечера.
— В итоге — да... (Смеется.)
Фильм больше двух лет лежал на полке, и его судьба была не понятна никому. Хотя продюсер Валерий Тодоровский, еще когда смотрел отснятый материал, говорил: «Это бомба!» Возможно, поэтому вокруг фильма до сих пор ведется столько споров.
Это вы очень деликатно выразились. Началась война с непримиримыми баталиями и банами в соцсетях...
— Был такой эффект. И мне тут же стали звонить журналисты с просьбой в трех словах прокомментировать «Садовое кольцо». Конечно, я могла бы сказать, что люблю всю съемочную группу и мне было интересно сниматься. Но для меня этот фильм, наша команда настолько много значат, что я не представляла, как можно уложиться, допустим, в полторы минуты.
Помню, как во время съемок вы коротко пытались рассказать мне о своей героине: у Веры разбились розовые очки...
— Ну да. Теперь вы посмотрели фильм. Согласитесь, все сложнее... (Смеется.) Но если, опять же, кратко, главная его тема: что такое любовь? Недаром нас сравнивают с «Нелюбовью» Андрея Звягинцева.
Не просто сравнивают, а в плагиате обвиняют.
— Это только те, кто не в теме. Слава богу, мы снимались гораздо раньше! Просто вышли позже. А фильм наш, конечно, о нелюбви. Персонаж Жени Брик, которая играет мою сестру Анечку, говорит: «Ты понимаешь, все друг друга должны любить. Илюша — тебя, ты — Веру, мама — нас. Но никто никого не любит!» Это психология, даже психиатрия. Потому что в фильме все не просто сволочи и подлецы, неспособные на чувства, а люди, чья психика травмирована с детства...
Думаю, если можно было бы проверить население у психотерапевтов, то таких людей — с травмами и отклонениями, а следовательно, с комплексами и неумением любить — процентов девяносто. Возможно, еще и поэтому наша история многих возбудила.
Зрители узнали себя?
— Конечно... Мне кажется, что причина такого бешеного раздражения не в каких-то технических несовершенствах сериала, не в затянутости, допустим. Согласитесь, в этом случае телевизор просто выключили бы... Есть такое понятие в психологии — аддикция. Это уход от реальности. Вот люди жили-жили, бежали от нерешенных проблем, забываясь кто в алкоголе, кто в построении карьеры, кто в компьютерной игре, кто-то, как герои фильма, селфи постоянно делают и в Сеть выкладывают фоточки вроде бы благополучной жизни... А тут раз — и им об их проблеме напомнили. Ткнули в больную точку...
По сути, фильм стал массовым психологическим сеансом?
— Ну да, ты включил Первый канал и хочешь не хочешь — смотришь. Мы меньше всего собирались проводить психотерапевтические сеансы с нашей страной, но так получилось... Мне хочется сказать тем, кого «Садовое кольцо» сильно задело: если вы не желаете ничего исправлять, забудьте этот фильм, как будто его и не было.
Вера очень многих зрителей раздражала. Они все переводили на вас, мол, Маша Миронова не умеет играть, вся такая неестественная...
— Так задумал режиссер. Он просил меня специально наигрывать. Я даже сопротивлялась немного, говорила, что мою Веру первые четыре серии будут ненавидеть. Она реально бесит. Чтобы получить любовь, то губки надует, то денег попросит, то заплачет, то кошечку изобразит... Нам важно было показать именно фальшь.
Когда вы снимались в «Свадьбе» — одном из ваших первых фильмов, — режиссер Павел Лунгин говорил: «Маша, сияй!» А что говорил вам режиссер «Садового кольца» Алексей Смирнов?
— Ой, у Леши было столько фраз! Я вам могу сказать, что на этом фильме чего только со мной не происходило. Я выходила в закрытую стеклянную дверь. Когда мы снимали в квартире Веры Смолиной, я дико устала. Там на втором этаже находилась ванная со стеклянной дверью. И я ровно три раза в нее «вошла», ударившись лбом. Ну когда один раз, это еще ладно. А когда третий раз выходишь в закрытую дверь, это уже комедия. Такая степень усталости у меня была впервые в жизни.
Чуть позже у меня начались уже какие-то физические проблемы... Никогда не забуду сцену, когда нашелся сын, а мне стало дико плохо, и вызвали вполне себе реальную «скорую». И я под таблетками, под уколами все доиграла... Мы огромными сценами снимали: не монтажно, а целиком. В очень жестком ритме существовали три месяца. И, конечно, общая усталость плюс накал персонажа передались мне.
Недаром после выхода фильма Алексей Смирнов написал, что благодарен вам за героизм. А еще он благодарил за дикий хохот...
— Это он меня просил неестественным образом смеяться. (Дико хохочет.) И сам очень потешался над этим. Он говорил: «Маруся, мне не нужно органики!» Ему и мне было важно, чтобы стало очевидным — лягушачья одежка жмет моей героине, она из нее выросла. Кстати, даже не помню, вошел ли этот мой дикий хохот в фильм? Мы все время пытались отрываться, безобразничать.
А как безобразничал режиссер?
— В моменты сильных переживаний он надевал маску зайчика, которую отбирал у Ильи Мирошникова, своего друга по жизни и любовника Розановой по фильму. Еще Леша дико злился, когда я ходила в наушниках. Он мне кричит, а я ничего не слышу. Я с музыкой сосредоточивалась, пыталась собраться.
Еще в том самом благодарственном письме Леша упоминает гороскопы...
— Меня с детства увлекало составление натальных карт. Кому-то на площадке я об этом рассказала. Надо мной постебались: «У нас тут гадалка!» Когда у меня случились наименее загрузочные съемочные дни, я составила для кого-то из группы гороскоп. Он оказался точным. Потом еще и еще. Когда же я пять раз подряд попала в точку, составляя гороскопы даже плохо знакомым людям, ко мне в вагончик потянулся народ... Многие оказались «охваченными» астрологической лихорадкой: Женя Брик, Ирка Розанова, Петар Зекавица и другие... Мы смеялись. И я, в общем-то, попадала в точку.
Удивительно, как такую сложную тему, как в «Садовом кольце», смог осилить двадцатитрехлетний режиссер?
— Это для меня самое большое удивление. Кроме того что Леша Смирнов, безусловно, рожден режиссером, у него очень взрослая душа. Какие-то тонкие психологические вещи обо мне он говорил практически сразу после знакомства.
А как вы воспринимаете упреки, что «детишкино» кино вырождается, с перечислением всех династий и фамилий, которые принимали участие в создании фильма?
Критика бывает разная: здоровая и нет... Что касается нездоровой критики, я ее не беру в расчет. Видимо, была задета болевая точка, психологическое заболевание именно этого человека. Поэтому разбирать проблему, например, Татьяны Москвиной я не могу. Я не комментирую подобное, а Леша отвечает, вступается за семью, за сестру. Он очень молодой горячий человек, и максимализм ему положен по статусу.
А как Смирнов с таким количеством звезд справился?
— Замечательно. Он психологически выбил, разрушил дистанцию еще на пробах.
О вас в самом начале он говорил примерно так: «Маша — интроверт, я ее боюсь».
— Да? Не знала.
Толя Белый меня действительно боялся. А потом на моем дне рождения сказал: «А зря я боялся. Машка, ты настоящий чувак!» Таких комплиментов я в жизни еще не получала.
Помните, какое было впечатление, когда вы только прочитали сценарий Анны Козловой?
— Я не сильно углублялась в сценарий, потому что еще не понимала, буду там работать или нет. Первые пробы мы делали с режиссером, которого в итоге не утвердил Тодоровский. И дальше у Валеры начались поиски. А я от этой темы отключилась, потому что непонятно было, начнется она или нет.
А были другие кандидатуры?
Даже не знаю. Я, конечно, люблю работать, но у меня в последнее время нет такого: «Ах! Это моя роль!» — и я в нее впилась зубами и не отпущу. Нет, все отпускаю легко и понимаю: то, что мне нужно сказать и сделать в этой жизни, я сделаю и скажу. Я абсолютный фаталист. Я не вцепляюсь ни во что, потому что это лишает ощущения внутренней свободы. А для меня оно сейчас гораздо важнее, чем любые самые заманчивые предложения.
Маша, а правда, что вас недавно на Садовом кольце ограбили?
— Да. Это случилось, когда шла третья серия.
Почему вы по этому поводу написали в интернете, что это — судьба?
— Это случилось точно в том самом месте на Садовом кольце, где моя героиня делает разворот на машине, пытаясь покончить с собой. Вот такое совпадение. Правда, мне тут же после моего поста в соцсети начали писать: реально ограбили или черный пиар? Мне стало смешно, потому что я и белым-то пиаром ни разу в жизни не занималась, не то что черным... Теперь мое дело расследуют на Петровке, 38. В МУРе. В общем, история с «Садовым кольцом» продолжается... (Смеется.)
Наталья Николайчик